Читать книгу "Случай на станции Кречетовка - Валерий Владимирович Рябых"

рядом.

— Молодец, младший лейтенант, встал как надо. Надеюсь, задачу ребятам путем разъяснил? Рассредоточь бойцов, на рожон пусть не лезут. Если там засели диверсанты и начнут отстреливаться, переждем, надолго ублюдков не хватит. А, когда станут удирать… а что гадам останется, жить-то охота, — стрелять только по ногам. Окружайте дом!

Когда младший лейтенант ушел, Сергей сказал участковому:

— Ну, вот Юра, действуем, как договорились. Я иду рядом, для виду — скромный пехотный командир. Ты вызываешь Конюхова, если дома — берем сразу, если не один и начнут палить, немедля падай, дальше уж моя задача… Понял?

— Так точно, товарищ капитан.

— Ладно, давай без чинов. Теперь вдохни всей грудью, и выдохни… Ну, что — пошли на Лошака…

По дороге участковый Филишин подробно, почти в красках описал кто таков уркаган Конюхов по прозвищу Лошак. Нарекли сидельца кликухой на зоне (так называли гибрид жеребца и ослицы). Фамилию урки мало кто знал — Лошак и Лошак. Иные по малограмотности, а маститые с намеренной издевкой кликали Лойшаком, на что тот, естественно, обижался. Да, Конюхов, соответственно воровскому прозвищу, отличался поистине двужильной меренячьей силой. Ростом мужик под два метра, широк в кости, но сух и поджар. Ходил, сгорбившись, постоянно сплевывая в сторону, числился на учете в тубдиспансере. Болезнь залечили, но бациллоносителем определенно являлся. И как с ним урки пьют из одной кружки… По виду закоренелый босяк и шаромыжник. И зимой и летом ходил в затертой фафайке (куфайка, как звали в народе) и растоптанных, нечищеных кирзачах. Даже в старости, а было мужику далеко за пятьдесят, был резв и подвижен, говорили, в рукопашной драке редко кто мог деду противостоять. Но и баран безмозглый, упертый и хамоватый… Ну, а если копнуть поглубже, поковыряться в рассуждениях и жизненной философии Лошака, то клинически тупой и никчемный человек. Так уж «подопечного» невзлюбил Филишин.

Жил этот лошара один в старом отчем домишке, в промежутках между частыми отсидками хозяина, пришедшем в дикое запустение. В доме расположилась ненавистная кречетовцам «малина». Временами там дым стоял коромыслом, раньше даже цыгане на украшенных лентами таратайках приезжали — скупать краденное. Не любили кречетовцы здесь даже мимоходом пройти, как пить дать подвернется кто-то из шантрапы и самое малое — начнет требовать денег на опохмелку.

Одним словом зачумленное место, обиталище уркаганов, форточников, щипачей, гоп-стопников и представителей непечатных блатных мастей, причем, самых разных возрастов. Там взращивали из шкетов-огольцов натуральных бандюг, на которых клейма ставить некуда, тут кантовались «откинувшиеся» зека, здесь было котловое кружало. Давно бы сравняли это поганое место с землей, но лучше иметь одну засвеченную блатхату, чем тайные, меняющие место вертепы.

Участковый, как положено по уставу, подошел к крыльцу и окликнул хозяина дома. Воронов, сотворив простецкую (точнее полупьяную) физиономию, стоял позади, едва придерживая висевший сзади автомат. Никто не откликнулся. Филишин ступил на крыльцо и стал стучать в дверь. Полное молчание в ответ.

— Ломай! — тихо произнес Воронов и оказался за спиной милиционера. Одним ударом ноги тот вышиб трухлявую дверцу.

Воронов повел стволом ППШ по углам жилища Лошака, вошел в горенку-прихожку, прошел дальше в спальню — никого. Как говорится, шаром покати. Редкая мебелишка ветхозаветная, истерзанная… Постель укрыта замасленным тряпьем, как говорят местные, даже «гребостно» к нему прикасаться. Одним словом, отвратительный клоповник. И вот здесь, в такой антисанитарии блатные пьют, жрут до отвала, дрючат дешевых девок-потаскух и учат жизни падкую до воровской романтики молодежь.

Воронов не допустил Филишина к проведению обыска, велел участковому караулить у двери. Нехитрый скарб Конюхова не нуждался в тщательной проверке, но и поверхностный обыск оказался вполне удачным. В ворохе мусора за печкой Воронову удалось обнаружить пустую банку из-под консервов странного происхождения. Но главное, под матрацем лежанки Лошака Сергей нашел тряпицу с характерными следами еще не запекшейся крови, видимо, обтерли орудие убийства.

«Определенно почистили армейский нож, — решил Воронов, — где вот только сам Лошак?»

Ответ на этот вопрос не заставил долго ждать. После осмотра хижины Конюхова, сложив улики в пакет, заглянули в огородный сарайчик. Сбитый из горбыля, насквозь продуваемый ветрами, но разлапистый и просевший сарай показался Воронову подозрительным. Как назло, фонаря у них не было. Из-за скопления поломанной мебели, водочных ящиков и прочей разбросанной рухляди в темном мареве черт ногу сломит. Сергей потянул участкового за рукав, понятным жестом, велел встать у входа. Сам чуть отошел назад, встал сбоку Филишина и громко крикнул:

— Лошак выходи! Если не сдашься, брошу гранату, нет времени лазать за тобой. Считаю до трех… раз, два…

В недрах сарая произошел шумный обвал. Из двери выскочил здоровенный битюг, в мгновение откинул Филишина в сторону. Но едва рванулся бежать, как тут же получил прикладом автомата по хребту и ничком распластался на земле. Воронов заученным приемом рванул руку амбала за спину, заломил пальцы, уркаган взвыл от боли.

— Иди уж, бегун! — съязвил Сергей, сдерживая порыв, дать пинка под зад.

Так и вывел согнутого, чуть не корточках, Конюхова на улицу, где уже ждали линейщики. Бойцы без лишних слов взнуздали еще не пришедшего в себя Лошака и быстро уложили бедолагу в кузов полуторки.

Воронов решил больше не светиться у поссовета. Поэтому задержанного решили везти в узловой оперативный пункт транспортного отдела, который располагался в ложбине за северной сортировочной горкой. Чтобы добраться до него, полуторке и эмке пришлось медленно прошуршать по пустынным улочкам Третьей Кречетовки, а выехав на прямой как стрела большак, с гиком промчать остальной отрезок пути. Прибыв на место, Конюхова, взяв под белы рученьки, спровадили в подвальную каталажку, где уже сидел Космыня.

Двоих его подручных, расхристанного Моряка и простуженного Уруса держали в подвале линейного отдела милиции, расположенного в таком же особнячке чуть поодаль. Час назад перепуганные шпанюжки наперегонки помчались сообщить Конюхову, что «старшого» арестовали. Но главное, шестерки хотели узнать, — им-то теперь как быть… Лошаку, ясное дело, — не до них, велел схорониться поукромней. Ну, двойня и спряталась на чердаке «Комстроевского» барака, в коем жил Урусов с родителями. Дурачков взял тепленькими наряд линейного отдела милиции. Ожидавший Воронова милицейский сержант доложил, что пацаны во всем сознались, да и глупо было помалкивать. Капитан велел малость попридержать оглоедов за решеткой. А к вечеру отпустить восвояси, пусть если не поумнеют, то хотя бы на время поутихнут.

Оставшись наедине с Лошаком, Сергей поначалу внимательно разглядел здоровенного, жилистого мужика. Топорно сработанное лицо, местами рябое, то ли от юношеских угрей, то ли от иной хвори. Озлобленные водянистые глаза запрятаны под нависшими надбровными дугами. Грубые, мослаковатые кисти рук в воровских наколках —