Читать книгу "Любить и беречь [= Грешники в раю] - Патриция Гэфни"

Темой своей проповеди он избрал Послание апостола Павла к Коринфянам и повествование святого Марка о первой Пасхе. Ему хотелось донести до слушателей эту простую и грустную истину: хотя Бог одарил верой всех людей без исключения, даже ближайшие ученики Христа были потрясены и поражены Его воскресением из мертвых, много раз вновь и вновь Им предсказанным. Стоит ли после этого удивляться, что стольким людям, никогда не знавшим Иисуса в человеческом обличье, не хватает истинной веры в Него как в Сына Божьего и Спасителя всего рода людского? Недостаток веры сам по себе грехом не является. Это – несчастье, недостаток, который можно исправить молитвой, упорством и с помощью Божьей. Сегодня был праздник Господней любви, сегодня сокровище веры было открыто каждому во всем своем блеске, дабы любой мог его взять.

Примерно через полчаса Кристи закончил проповедь в том виде, как она была им задумана, но остановиться не смог; ему казалось, что по-настоящему он их не тронул, не сказал того, что думал в действительности. Вопреки всему, чему его учили, вопреки своему собственному опыту, он принялся говорить, не заботясь о времени, возвращаясь к прежним доводам, слегка только перефразируя их. Ему случалось делать такое и раньше, и он знал, что результат будет нулевым, но все же никак не желал закончить свою речь, пока, как ему казалось, весть о Воскресении не будет воспринята слушателями во всем своем величии.

Тщетно. По-видимому, урок, на котором учили выражать свои мысли кратко, он в свое время пропустил и теперь с каждой фразой, с каждой пролетевшей минутой чувствовал, что отдаляется от цели. Когда же наконец он умолк, то почувствовал тихий, но явственный вздох облегчения.

Горечь поражения отравила ему весь остаток службы. Но, когда он освящал хлеб и вино, ему пришла в голову мысль, что его сегодняшняя нудная проповедь тоже по-своему способствует поддержанию равновесия в природе и гармонии мироздания: коль скоро таинство Причастия является центральным моментом службы и – больше того – всей англиканской веры, то его прихожанам не грозит опасность лишиться Награды за свое долготерпение.

По счастью. Бог в великой мудрости своей сделал пасхальное утро таким славным, что и самый отчаянный скептик не усомнился бы в истинности Воскресения. Легчайшие перистые облака плыли высоко в лазурном небе, и ликующая песня птиц в ветвях деревьев веселила душу. Стоя на ступенях паперти, Кристи пожимал руки подходившим к нему прихожанам. При этом он чувствовал одновременно смущение и облегчение, понимая, что все те слабости и неудачи, из-за которых он по-настоящему страдает каждый день, на самом деле совершенно ничтожны и незаметны на фоне величественного здания бытия. В такой день, как сегодня, нетрудно было поверить, что вопиющая некомпетентность одного деревенского священника вряд ли сможет помешать осуществлению промысла Божьего.

– Чертовски сильная проповедь, преподобный Моррелл, – произнес Джеффри с самым серьезным видом, хотя озорной блеск глаз выдавал его игривый настрой. – Ваши слова окрылили меня. Отныне я больше не стану грешить.

– Это означает, что моя святая миссия увенчалась успехом, – отвечал Кристи с той же шутливой торжественностью.

В церкви ему показалось, что Джеффри выглядит лучше, чем неделю назад на похоронах отца; но здесь, под безжалостным апрельским солнцем, он понял, что это только иллюзия. Скулы на исхудалом лице заострились подобно двум лезвиям, а рот кривила неестественная и болезненная гримаса. Однако он был трезв, и Кристи подумал, что это уже кое-что.

Он наклонился к руке леди д’Обрэ и спросил, как она устроилась в своем новом доме.

– Замечательно, благодарю вас. Если не брать в расчет горестных обстоятельств, которые привели нас в Уикерли, мы совершенно довольны нашим теперешним положением.

Кристи нисколько не сомневался, что ее любезный тон и доброжелательный вид – только маска. Но что же скрывается за нею в действительности? Печаль? Презрение? Вежливо улыбаясь, она сделала комплимент его проповеди, цветам на алтаре, музыке. Когда же она отвернулась, чтобы приветствовать доктора Гесселиуса, он вдруг почувствовал внезапную вспышку досады, заметив, что она обращается к доктору с точно такой же безукоризненной и непроницаемой любезностью, как и к нему.

Еще немало людей ожидали его, чтобы поблагодарить за проповедь. Он похвалил мисс Пайн и миссис Сороугуд, которые еще на рассвете так превосходно украсили церковь цветами, и выразил свое восхищение мисс Дин за великолепную работу с хором. Толливер Дин, отец Софи, пригласил его на ужин в ближайшую пятницу, и Кристи охотно принял приглашение. Толливер и Юстас Вэнстоун, его деверь, владели двумя крупнейшими медными копями в округе. Дин был умным, образованным человеком, и Кристи всегда находил удовольствие в его обществе. С хорошенькой Софи ему также было приятно общаться, и не только потому, что она не могла не нравиться, но и потому, что ее манера флиртовать была изящной и легкой, а вовсе не навязчивой.

– Отличная проповедь, викарий, – сказал доктор Гесселиус с самым искренним видом, одновременно шаря по карманам в поисках трубки, выкурить которую он страстно мечтал весь последний час с четвертью.

Кристи улыбнулся и поблагодарил, вспомнив при этом смеженные веки доктора и его полуоткрытый рот под конец службы. Хотя, сказать по правде, доктор Гесселиус выглядел усталым постоянно. Одни говорили, что причиной тому – обилие пациентов, а другие во всем винили недавнюю женитьбу доктора на женщине моложе его двадцатью годами.

– О да, конечно, – подтвердила Лили Гесселиус, обнажая в улыбке белые зубы и глядя на Кристи расширенными от восхищения угольно-черными глазами. – Мне кажется, я никогда в жизни не слышала ничего более возбуждающего и вдохновенного, чем сегодня, преподобный Моррелл.

Миссис Ладд, которая вела нехитрое хозяйство Кристи, называла молодую миссис Гесселиус не иначе как бесстыжей потаскухой. Лили была родом из большого города, Эксетера, а значит – чужачкой, чуть ли не авантюристкой. Ее раскованные манеры не слишком соответствовали традиционным представлениям обитателей прихода святого Эгидия о приличиях, а ее интерес к друзьям мужа, особенно к их мужской части, расценивался некоторыми по меньшей мере как бестактность. Кристи, напротив, ничуть не осуждал молодую женщину; она ему даже нравилась, и он склонен был считать ее просто добродушной и непосредственной.

Было сказано еще несколько любезностей, после чего доктор с женой удалились. Их место занял капитан Карнок.

– Отличная проповедь, викарий. Хотя я немного не уследил в том месте, где речь зашла о свободе воли и космологии добра и зла, – прогремел капитан Карнок, поселившийся по соседству сравнительно недавно, года четыре тому назад. – Однако же отменное представление и все такое. И как вы только все это запоминаете?

Кристи поблагодарил, отступив на полшага под напором обширного и внушительного капитанского живота. Хотя на нем не было мундира – он уже несколько лет как уволился из гусарского полка Ее Величества, – воинственный дух пропитал его до такой степени, что, казалось, он по-прежнему весь в нашивках, лампасах и медных пуговицах, независимо от того, что на нем надето.