Читать книгу "В поисках своего лица - Джордж Найт"

предупредить мир о грозящей ему участи. И хотя у Миллера в запасе было еще несколько способов вычисления даты пришествия помимо пророчества из Дан. 8:14, именно этот текст занимал центральное место в его взглядах.

Другими библейскими отрывками, повлиявшими на его сознание, были великая проповедь Христа о Его Втором пришествии, записанная в 24–й и 25–й главах Евангелия от Матфея, и весть первого ангела о часе суда из Откр. 14:6, 7. Миллер и его последователи, помимо общего интереса к Мф. 24 и 25, считали, что без притчи о десяти девах (Мф. 25:1—13) им было бы не понять суть их миссии в наступившие последние дни. Более всего их внимание привлекал стих 6: «Но в полночь раздался крик: „вот, жених идет, выходите навстречу ему"».

Рассмотрев эту притчу в свете историзма, они увидели в ней пророчество о провозглашении Второго пришествия в их времена. Миллер видел в десяти девах «человечество в целом, подвергаемое испытанию»; пять мудрых дев, по его мнению, символизировали «верующих в Бога», а пять неразумных — неверующих; светильники — это Слово Божье, масло — это вера, женихом в этой притче выступает Иисус Христос, а под брачным пиром имеется в виду Второе пришествие. Дев, поправивших свои светильники, Миллер истолковывал как библейские и миссионерские общества, появившиеся в конце восемнадцатого — начале девятнадцатого веков с целью донести библейскую весть до самых дальних уголков Земли, дабы приготовить весь мир к проповеди Второго пришествия ( Evidence From Scripture and History of the Second Coming [1842], 235—238).

Два символа из притчи о десяти девах занимают особое место в выкладках Миллера. В Мф. 25:10 говорится, что пока неразумные девы ходили за маслом, «пришел жених, и готовые вошли с ним на брачный пир, и двери затворились». Он истолковывал эти запертые двери как «закрытие посреднического царства и завершение евангельского периода». Другими словами, он считал, что закрытые двери указывают на окончание времени благодати, то есть на событие, которое должно произойти непосредственно перед брачным пиром — Вторым пришествием (там же, с. 237). «Полночный крик» из Мф. 25:6 также имел в глазах Миллера особую важность. Он полагал, что этот крик исходит от верных проповедников, которые предостерегают мир о скором пришествии Господа. Миллер считал себя одним из этих верных «стражей» (там же, с. 238).

По сути, полночный крик, возвещающий о приходе жениха, и весть об очищении святилища — это одно и то же. И то, и другое указывало на Второе пришествие Иисуса.

Вести первого и второго ангелов

Миллер увязывал весть об очищении святилища из Дан. 8:14 и полночный крик из Мф. 25 с первым ангелом из Откр. 14:6, 7, который возвещал «громким голосом» и «вечное Евангелие», и весть о наступлении «часа суда Его». Миллер был уверен, что живет в то время,

«когда Ангел, имеющий вечное Евангелие, летит посредине неба и Бог Духом Своим Святым завершает последнее великое дело на Земле»

( Vermont Telegraph, Manuscript No. 8).

Хотя сам он считал, что весть первого ангела символизировала «миссионеров и библии, рассылаемые во все части света, что началось около 1798 года» ( Signs of the Times, July 1,1840, 50), его последователи стали рассматривать возвещение «часа суда Его» как судный день, когда Иисус вернется, чтобы совершить жатву из Откр. 14:14—20.

Таким образом, миллериты видели в «часе суда Его» пришествие, а не суд, который ему предшествует. В результате они начали отождествлять «громкий голос» первого ангела с полночным криком и вестью об очищении святилища. Все эти три понятия указывали на одно и то же событие — Второе пришествие Иисуса Христа на облаках небесных.

Вполне естественно, что, увязав весть первого ангела со своей собственной миссией, некоторые миллериты в конце концов задумались и о вести второго ангела из Откр. 14:8: «Пал, пал Вавилон, город великий, потому что он яростным вином блуда своего напоил все народы». Чтобы понять миллеритское толкование этого отрывка, нам необходимо посмотреть на динамику отношений между миллеритами и приверженцами господствовавших в то время постмилленаристских учений.

Оказавшись под сильным влиянием реставрационизма, превалировавшего в протестантской мысли начала девятнадцатого века, Миллер проникся горячим желанием проповедовать пришествие, предшествующее тысячелетнему царству, и тем самым восстановить библейское учение по этому вопросу. Поначалу Миллер по наивности своей полагал, что как духовенство, так и миряне с радостью примут его открытия, ознакомившись с библейскими свидетельствами. Этот первоначальный энтузиазм, хоть и в несколько приглушенном виде, как будто начал себя оправдывать. На протяжении 1830–х годов все большее число церквей большинства протестантских деноминаций открывали свои двери для его проповеди. Едва ли Миллер осознавал, что почти все они интересовались не столько его «частным» учением о Втором пришествии, сколько его способностью привлекать новообращенных и таким образом пополнять церковное членство. Лишь спустя какое–то время до него стало доходить, что его просто используют для этой цели. Впрочем, сама суть его вести сделала это осознание так или иначе неизбежным.

Одно дело — проповедовать весть о 1843 годе, когда до него еще несколько лет, и совсем другое — когда срок уже почти на исходе. Весть Миллера, казавшаяся достаточно безобидной в конце 1830–х годов, к 1843 году стала угрожать церквам развалом. По мере приближения «года конца» мил–лериты в своей проповеди стали более агрессивны, и многие церкви и их пасторы стали противодействовать их усилиям. Нельзя забывать, что миллеризм в те времена не был каким–то обособленным движением. Верующие в пришествие, предваряющее тысячелетнее царство, в подавляющем большинстве своем оставались членами различных протестантских церквей. При всем при этом миллериты верили, что Божьи требования имеют приоритет над требованиями церковного сообщества. Поэтому у них росло ощущение, что рано или поздно им придется бросить вызов своим общинам, неверно понимающим Второе пришествие, и пасторам, не желающим держаться ясно выраженного библейского учения.

Стоит ли удивляться, что подобная атмосфера способствовала нагнетанию страстей. В результате с приближением «года конца» адвентистам–миллеритам стали запрещать говорить об их убеждениях в их собственных общинах. Если же они стояли на своем, их зачастую просто исключали из церковного членства. Кроме того, многие общины изгнали своих пасторов, сочувствовавших миллеритам, и все большее и большее число церквей закрывали свои двери для адвентистских богослужений. События быстро двигались к своей кульминации.

Именно в таком контексте