Читать книгу "Степан. Повесть о сыне Неба и его друге Димке Михайлове - Георгий Шевяков"

полу машины.

Взгляд капитана сместился влево. Два молодых человека тех же лет сидели на передних сиденьях, обернувшись назад, через лоб, нос и подбородок их проходила тонкая коричневая полоска.

— Одежду проверяли? — обернулся Харрасов назад.

— Так точно, — понял тот, — разрезана, как у заднего. Так что и они, наверное, так же — и он провел ладонью сверху вниз.

— Достаточно. Пошли назад.

Они вернулись к группе оперативников. Постояли, помолчали.

— Геннадий Владимирович, — наконец заговорил капитан. — Я, как вы знаете, здесь на всякий случай. Кто будет вести дело — мы, вы, Москва — никто сейчас не скажет. С местом я ознакомился, советовать — так ведь яйца курицу не учат. Единственная просьба — снять все на камеру, да тех двоих, что на передних сиденьях, перед тем, как везти, связать веревками, может что и даст. Да, собаку бы тоже привести и тоже снять на камеру. Часа через два я подъеду, глядишь, что новое и появится.

«Езжай капитан» — обреченно сказал подполковник, весь вид которого выражал покорную усталость, столь свойственную работникам милиции, вынужденных выполнять черную работу, перед чистоплюями из ФСБ. Он принялся отдавать распоряжения подчиненным, а Харрасов, окликнув сержанта ГАИ, отправился к своей «волге». Когда инспектор уселся рядом с ним, он протянул ему лист бумаги с короткой надписью «Отозван такого то числа. Капитан ФСБ Харрасов и номер телефона».

— Где живешь, сержант?

— На Менделеева.

— Добро. Отвезу тебя домой. Выпей стакан водки и ложись спать. Считай что это приказ. Записку отдашь начальству. Будут вопросы — пусть звонят. Начнут расспрашивать — дал расписку о неразглашении. Понял?

— Так точно.

— Вот и хорошо. — И тихо добавил. — Темное это дело, сержант. Чует мое сердце, все еще только начинается.

Толпа, в которой стоял Димка, проводила глазами отъезжающую «волгу». Еще минут через пять подъехал фургон из морга. И когда по проторенной тропинке из машины стали выносить куски первого тела, дружно ахнула толпа, и, не сдержавшись, выдохнул из себя Димка «сделал, чтоб неповадно».

В это время подъехали еще две милицейские машины, видимо с большим начальством. В кругу милиционеров раздались громкие гневливые голоса, повинуясь которым чины всех мастей стали отгонять людей по другую сторону дороги. Полагая, что делать здесь больше нечего, Димка медленно побрел к школе. Было о чем подумать, но мысли мешались, во вчерашнее не верилось, невероятность затмевала рассудок.

На первый урок он опоздал. Охранник, оторвав взгляд от книги, лежащей перед ним на столе, сурово предупредил парнишку.

— Смотри, директорша ходит по школе, не попадайся, а то и мне из-за тебя влетит.

Промчавшись на цыпочках по лестнице и коридору, Димка замер перед своим классом и несмело открыл дверь

— Можно, Татьяна Николаевна?

— Здравствуй, Дима — обернулась статная и немолодая учительница, — Что на этот раз?

— Проспал я.

— Ну, слава богу, что все живы и здоровы. И родные не болеют, и аварий на дорогах нет, — с легкой улыбкой откликнулась Татьяна Николаевна, — Садись скорее, продолжим — она повернулась к классу и заговорила о тангенсах, котангенсах и прочей геометрии.

Шмыгнув за парту, Димка достал из портфеля учебник, тетради, ручки, аккуратно сложил их на парте, всем своим видом выказывая несказанное внимание к уроку. Но не тут то было. Сосед по парте, Мишка Коломийцев толкнул его в бок.

— Ты что, взаправду проспал?

— Ага, — Димка утвердительно кивнул головой, — Трех мушкетеров читал.

— Ты же их давно прочитал.

— Продолжение. Двадцать лет спустя.

— Скукотище…

Димка равнодушно пожал плечами. Разговор поддерживать совсем не хотелось. Мысли были заняты совсем другим. И хотя он, не мигая, смотрел на ученическую доску, перед глазами стояло совсем другое зрелище. Катька, чудом, вот уж действительно только чудом, только сейчас он понял это, спасшаяся от издевательств и смерти, — такое уж было время, что дети не удивлялись злу. И те, что было подонками и получившее свое, выносимые из джипа по частям. Жестокая и справедливая расправа потрясла его сознание. Не было сомнений у него в ее необходимости. Но зло этого мира, то, что прежде казалось далеким и нереальным, потрясло своей близостью и прикосновением к нему и всей их семье. Зло коснулось их, и был наказано. Кончилось ли оно? Так хотелось верить, что кончилось, что коротким кошмарным сном пронеслось и никогда больше не повториться. Тем более, что слишком невероятным было все прошедшее, чтобы можно было поверить в правду.

Невидящий взгляд его от доски переместился вправо и остановился на девочке, сидевшей впереди на две парты через ряд от него. В последнее время он не раз ловил себя на том, что не специально, но как-то невольно его взгляд не ней останавливается. Было интересно смотреть на ее движения, какие-то не такие, как у других девчонок, как она ходит, бегает, прыгает, как пишет, слегка склонив голову набок, иногда от усердия слегка покусывая или облизывая нижнюю губу. Смотреть, как она сердится, если ее дергают за косу, или улыбается счастливой и в то же время несмелой улыбкой. Однажды он шел за ней после школы до самого дома, и ему было непонятно, что его за ней ведет, и в то же время какая-то сила вела его, и изредка как бы ненароком останавливая взгляд не ней, неторопливо бредущей домой, он и удивлялся и хмурился самому себе.

Когда мы входим в жизнь, когда сердца наши просыпаются, становятся чуткими и обнаженными, так что любое дуновение ветра, слово, взгляды заставляют их в муках корчится, когда новые грани жизни и новые грани собственного «я» начинают нас беспокоить, мы невольно плывем по течению и не спешим присваивать тому, что чувствуем, слова взрослых. Нет в 12 и даже 15 лет таких слов, что могли бы выразить испытуемое. Слова взрослых грубы и превратны. За одним и тем же из них тысячи оттенков, подчас прямо противоположных по сути или по воплощению. Неясность, туманность и чистота — удел подростка: детство не отпускает, зрелость манит. Мимолетное равновесие, которое в лучшем случае сохранится в памяти как недостижимое, мелькнувшее птицей мгновение, дарующее светлую печаль, — вот что такое подросток, каким был наш герой. Так и сейчас он задержал свой взгляд на девочке с двумя хвостиками волос на голове и простеньком платьице, и кошмар, стоящий до того перед его глазами, не то чтобы растаял, но побледнел, стал не таким ярким и ужасным, как только что казался. И постепенно голос учительницы стал доходить до его слуха, и он начал вникать в хитрости геометрии.

Сестре и матери в конце дня, когда зашел разговор о