Читать книгу "У Червленого яра - Татьяна Владимировна Луковская"

Смекаю, — промямлила Марфа.

— То-то же. А Епифания сказывала, что братец у нее пригожий, девки шеи ломают во след, а муромского я видал — тощий да смурной, слова из него не вытянешь, не для нашей голубушки.

— Но Изяслав… — все же робко начала Марфа.

— А Изяслав уже передумал, я ему, как чуть успокоились да из братины хлебнули, все объяснил, да он и не против. Ершится, конечно, для виду, да не беда, отойдет. Так что сбирайся, душа моя, и поезжай-ка домой, и чем скорее, тем лучше. Неровен час встретитесь здесь с женишком этим, нескладным.

Глеб поднялся с лавки.

— Хорошо, я поутру Изяславу скажусь и выеду вон, — согласно кивнула Марфа, тоже поднимаясь.

— Какое «поутру скажусь», Марфуша? — нахмурился Глеб. — С первым лучом солнышка следует уж ехать, а лучше еще затемно. Чуть подремлешь, кони отдохнут, да выезжайте из Исад. По прямой дороге да при воях крепких — бояться нечего, а к полудню уж до Рязани доберетесь, там передохнешь и дальше к Пронску. Сбирайся.

— Мне все ж надобно Изяславу сказаться, — замотала головой Марфа, — не добро так-то, не сказавшись.

— Да кому ты там чего говорить собралась, коли я уходил, а он хмельным уж под лавкой валялся, да вои его поднимали? Я сам ему по утру скажу, как проспится. Поезжай.

— Он обидится, я лучше сама, — чуть отступила Марфа.

— Ох, как же с вами всеми тяжко-то! — задрав голову, куда-то в воздух проговорил Глеб. — Ну, давай к Изяславу сейчас пошлем, скажем, что ты передумала да домой собираешься. Пусть его растолкают да весть передадут, а мы подождем. Ежели ты сама решишь, так он уж отпираться не станет. Да Изяслав в душе еще и обрадуется. Говорю же, я ему то весь вечер растолковывал, не мог же он своей выгоды не понять!

— Так, может, вместе к нему поедем, да и спросим? — с мольбой посмотрела на брата Марфа.

— Куда, в хмельной вертеп? — подался вперед Глеб. — Там уж Роман из Рязани пожаловал, а, может, и еще кто на ночь глядя доехал, тебя видеть не должны. Со мной сейчас кого из своих пошли, пусть твой гридь у Изяслава и спросит. Эй, кто там? — звонко крикнул Глеб, хлопая в ладоши.

В дверь торопливо вошел Вячко.

— Надобно послать к твоему князю весть, что сестра наша желает домой ехать. Пусть Изяслав свое слово скажет.

Вячко почтенно поклонился и снова скрылся за дверью.

— Ну вот, сейчас к Изяславу твоему съездят и все тебе передадут. А ты пока сбирайся, сбирайся.

— Да я ничего и не разбирала, — пожала плечами Марфа. — Услада, пойди — собери там чего, — вспомнила княжна про челядинку.

Услада выскользнула за ту же дверь, что и Вячко. Милого она нашла на дворе, он отсылал проворного Прошку к стану, что-то ему нашептывая. Услада подбежала и тоже в полголоса стала пересказывать разговор хозяйки с вертким князем Переяславским.

— Вот так он ей все растолковывал, — закончила Услада, оглядываясь на воев Глеба, скучающих на завалинке.

— Слышал? — кивнул Вячко Прошке. — Так и нашему светлому князю перескажешь.

Гонец кивнул и, запрыгнув на коня, ускакал в темноту.

— А что ты об том, Вячеслав Гореславич, думаешь? — робко произнесла Услада. — Кто лучше-то — муромские али смоленские?

— Что муромские вернее будут, все ж наши, ближние. Да пусть сами решают. Лишь бы князю Изяславу от того убытку не было, все ж смоляне — это Глебовы сваты, а наш вроде как в стороне. Да ты не тревожься, разберутся, вон как всполошилась.

Вячко подбадривающе улыбнулся, в полумраке сверкнули белые зубы, Услада засмущалась. Ах, если бы не эти чужие ратные, что за спиной, влюбленные сейчас стояли бы в волнующем одиночестве под крупными звездами да миловались. Многого Вячко не позволил бы, не таков он, но уж за руки бы подержались.

— Я пойду. Светлая княжна велела сбираться, — неохотно вымолвила Услада.

— Лети, пташка моя, — впервые нежно назвал ее Вячко, и сердечко так сладко отозвалось ему в ответ.

А Глеб Переяславский уж стоял на пороге с княжной Марфой:

— Ну, сестрица, даст Бог, свидимся. Не держи зла за сегодняшнее, погорячился, — развел Глеб руками.

— И ты, Глебушка, меня прости, да ежели бы назад все поворотить, то дома бы осталась. Да я ведь зла никому не хотела, да я ж не знала… — голос Марфы дрогнул.

— Ну, будет — будет, — перебил ее Глеб, — поеду я, негоже гостей одних оставлять. А ты поторапливайся, поторапливайся.

Старший брат чмокнул сестрицу в щеку, пошатываясь добрел до коня, его гриди помогли ему неловко сесть, все ж и он крепко набрался. Малый отрядец двинулся к стану.

Марфа, вздохнув, села на ступени крыльца ждать, Услада примостилась рядом. Сейчас затянуть бы песню, да такую, чтоб голосом тонкое кружево до неба доплести, но вот как-то не пелось. До песен ли, когда не знаешь, что дальше будет, а по спине бегает ветерок тревоги.

Прошка обернулся быстро. Чуткие девичьи уши уловили конский топот, и Марфа с Усладой выскочили гонцу навстречу. Но первым его перехватил Вячко:

— Что князь сказал?

— Князь сказал — пусть выезжает, — выдохнул Прошка, спрыгивая с коня.

— Все ли ладно у светлейшего? — внимательно посмотрел на него Вячко.

— С Романом Рязанским песни распевали, да весел был, — громко произнес Прошка, а потом тихо добавил: — Велел тебе княжну светлую до Рязани проводить, чтоб там его ждала… ну, чтобы Глеб старшой не зудел, а сам князь Изяслав туда после пира жениха привезет.

— А про разговор светлой княжны с Глебом пересказал ли?

— Пересказал.

— А он?

— А он сказывал — Глеб бражки перепил: Михалке, меньшому Смоленскому, уж невесту сосватали.

Марфа с Усладой переглянулись. «И кому верить? И надо ли?»

— Вот те раз! — вырвалось у Вячко.

— Да пусть они там сами друг над дружкой потешаются, — обиженно топнула ногой княжна, — а мне вообще никакого жених не надобно, ни муромского, ни смоленского, — она в сердцах сорвала с головы нарядный