Читать книгу "Персона нон грата - Владислав Иванович Виноградов"

открывал для себя голубизну неба, привольную ширь аэродрома, где такой пьянящий воздух и дорога каждая примета. Вот проехал топливозаправщик, тренькая по бетонным плитам цепочкой, вот желтая собака предупредительно уносит ноги подальше от машин, моторов, антенн.

Полчаса до начала летной смены. Предчувствие полета как предчувствие любви. Табачные крошки недокуренной сигареты на губах…

Сигарету Першилин затоптал далеко от стоянки вертолетов, куда они шагали сейчас по рулежной дорожке вместе с Мельниковым. Пересушенная военторговская «Прима» слишком бойко стреляла искрами. На другие сигареты денег перед получкой не было. Вчера в тире Костя выгреб всю мелочь.

— Ты к Галине все же приглядись, — вспомнил Мельников их неоконченный разговор. — Даже если верно все, что про нее треплют…

— Про меня тоже разное болтают, — пожал плечами Костя. — На каждый роток не накинешь платок. Всех слушать? Был бы человек хороший.

— И я о том, — кивнул Женька. — Тем более, из бывших грешниц получаются самолучшие жены.

Костя промолчал. Насчет грешниц у Женьки опыт был богаче, и то обжегся. Вернувшись из Афганистана, Мельников узнал, что молодая жена не скучала в его отсутствие. Он развелся с таким треском, что едва не вылетел даже из скромного кресла летчика-штурмана. Теперь подробности шумной истории, где фигурировало и сдернутое со стены охотничье ружье, подзабылись. Першилин добился, чтобы его штурману разрешили сдавать на второй класс: по опыту и мастерству Мельникову самое время перебираться в левое кресло командира экипажа.

Женька и Костя были ровесники, одного года выпуска. После училища лейтенанта Першилина бросили на Чернобыльскую АЭС, а лейтенанта Мельникова через полгода отправили выполнять интернациональный долг. За пару месяцев до Афганистана Женька и обзавелся подругой жизни.

Один слетал за Аму-Дарью и который год ходил старшим лейтенантом, другой набирал «рейганы» — так перекрестили «рентгены» тем жарким летом по-над речкой Припятью — и до сей поры не обзавелся семьей. С кем судьба обошлась ласковее?

Они шли бок о бок по рулежной дорожке. Всходило солнце. Жара еще не обжигала горячим дыханием.

— Слушай, Женя, — остановился Першилин в тени тополей, ограждавших стоянку от ветра. — А ведь я своим отказом тебе кислород перекрыл. Ну, если бы ушел на «салон» к командующему, левая чашка железно твоя. На должность командира экипажа ты первый кандидат.

— Угу, — кивнул Мельников, — посему не рви волосы даже на голове. Будет свободная клеточка — назначат.

— Когда-то она будет? При нынешнем сокращении…

— Подожду. Молодой ишшо, — скорчил Мельников придурковатую мину, но вдруг посерьезнел, снял и сунул под мышку фуражку. Легкий ветер перебирал выгоревшие пряди. — Грех нам бога гневить, командир. Вспомни Диму Буштаренко. «Стингер» сковырнул его на моих глазах. А Емельянов?

— Погиб в Армении, — тоже снял фуражку Костя. Мельников сказал то, о чем думал и сам Першилин, глядя на колышущиеся по бетонке тени тополей. По вершинам деревцев пробегал невесть откуда залетевший ветерок, словно последнее прости-прощай, привет с высот, намного превышающих потолок вертолета.

11. Дружила собака с волком

Свои партии контрразведка играет черными фигурами. Первый ход делает противник. Он начинает, за ним инициатива, у него есть время, чтобы продумать варианты атаки и защиты. Контрразведчик вступает в игру под угрозой цейтнота.

Выйдя от командующего, Геннадий Николаевич прямо из приемной позвонил в главное управление столичной полиции. Представился поднявшему трубку дежурному, объяснил ситуацию и попросил заказать пропуск на половину десятого. Некоторое время мембрана настороженно потрескивала, затем вежливый голос сказал, что все будет передано руководству и господин полковник может не волноваться.

Ржанков с сомнением покачал головой и перезвонил в свой отдел. Там уже знали о случившемся и оценили возможности для страховки нормальной деятельности аэродрома. Геннадий Николаевич вспомнил строчку из ультиматума: «Мы знаем, как можно незаметно войти в ваши дома и казармы…» Системы защиты аэродрома, конечно, следует привести в действие, но у двери каждой офицерской квартиры не поставишь часового. Надо искать авторов послания. Правовой статус Группы войск требовал в данном случае работать вместе с компетентными органами страны пребывания. Половина успеха будет обусловлена тем, как сложится разговор в управлении полиции. Прежде подобный опыт у Ржанкова имелся, но тогда в сером здании с гранитными колоннами его называли «товарищ полковник». А «господин» и «товарищ» — две большие разницы, как любит говорить водитель Ржанкова одессит Саша Трандофилов.

Геннадий Николаевич вызвал машину на восемь пятнадцать, пожал руку порученцу командующего и, наконец, пошел домой. Полчаса сна были необходимы ему перед разговором с полковником здешней полиции Конрадом Лейлой. Да, многое в расследовании, подумал Ржанков опять, зависит от того, сумеют ли они найти общий язык. В прежние свои встречи они говорили по-русски. А сейчас?

Во сне Ржанков видел аэродром, повитый голубой дымкой, лицо Вадима Бокая в рамке кожаного шлемофона и огнепроводный шнур, по которому с характерным шипением бежал огонек. Геннадий Николаевич открыл глаза.

На кухне в адской машинке, недавно приобретенной Ксенией, сварился кофе.

— Доброе утро, папуля! — Дочь стояла на пороге, левая щека была красной от подушки, глаза, припухшие от сна. — Как охота, где дичь?

Всего за месяц летних каникул Ксюша сразу и резко повзрослела. Уверенно произвела захват некоторых шмуток матери, оказавшихся ей в самый раз, а вместе с ними как будто приобрела требовательные интонации голоса. В последние недели, начитавшись о зверствах НКВД-МГБ-КГБ, все настойчивее выспрашивала, чем занимается отец и его организация.

«Контрразведывательным обеспечением войск Группы, контрабандой, — серьезно перечислял Геннадий Николаевич, — а еще похищаем младенцев и едим их живьем с твоим любимым томатным соусом».

С каждым днем отбиваться было все труднее.

Ксения поставила чашку на подлокотник кресла:

— Отвечайте, товарищ полковник!

— Есть, — невольно улыбнулся Ржанков. — Дичь в лесу, охота продолжается.

— Скажи еще, что на диверсантов, — зевнула Ксения. Ямочки на щеках были совсем как у матери двадцать лет назад. — Ты все шутишь, папа, а я уже вышла из того возраста.

— Шутить не вредно в любом возрасте, — сказал Ржанков, повязывая галстук. Машина ждала у подъезда. А кофе у дочки получился с привкусом паленой резины — не уследила за кофеваркой, прокладки пригорели.

Каким-то кофе угостит Ржанкова его давний приятель? Среди своих предков полковник полиции Конрад Лейла числил турок и национальный напиток готовил с должным прилежанием.

Через час Геннадий Николаевич вспомнил о турецком кофе без прежнего энтузиазма. Столица встречала тепло, даже слишком. В раскаленной коробке «жигулей» — была в особом отделе специальная машина с внешним видом доходяги, но мощным сердцем — роторным двигателем под облупленным капотом — охотнее думалось о холодном пиве. Когда Лейла был заместителем министра внутренних дел, холодильник в комнате отдыха за его кабинетом содержал напитки на любой вкус. «От нуля до девяноста девяти