Читать книгу "Курьер - Карен Георгиевич Шахназаров"

Просто идиотство!

— Самое интересное, что в Париже так никто не одевается, — заявила сидевшая напротив нее брюнетка.

— А вы бывали в Париже? — поинтересовался я. Девицы с изумлением уставились на меня, а брюнетка сказала с легкой улыбкой на ярких губах:

— Я все лето провела в Лондоне.

— Ну, а в Париже-то были? — настаивал я. Брюнетка раздраженно передернула плечами.

— В Париже не была.

— Ах, Людка, бедная, — обнял ее за плечи и потащил к себе широкоплечий парень, — не была она в Париже!

— Отстань, Игорь, — рассердилась Люда.

— Не трожь! — грозно закричал другой парень. — Убью!

— Ой-ей-ей, — запричитал Игорь, делая вид, что ему страшно. Потом вдруг, живо вскочив с дивана, встал посреди комнаты, широко расставив полусогнутые ноги. Другой немедленно очутился напротив него и заорал:

— Йока! — И звезданул ногой в лицо сопернику. Впрочем, его черный блестящий сапог, не долетев сантиметров пяти до носа Игоря, благополучно вернулся на место.

— Ки-а! — крикнул в ответ Игорь, и его правая нога взметнулась в воздух, грозя ребрам партнера.

— Хватит вам, каратисты, — вяло сказала Наташа. — Сейчас всю мебель побьете.

Каратисты чинно поклонились друг другу и сели на свои места. Они пустились в рассуждения о секретах каратэ. Остальная мужская часть общества приняла живое участие в их беседе.

— Они что, все каратисты? — шепотом спросил я у Кати.

— Угу, — кивнула она. Игорь шесть лет в самой Японии занимался. Еще когда с родителями там жил.

В Катином голосе прозвучали восхищенные нотки. Мне стало обидно и завидно. Этот Игорь явно чувствовал себя героем вечера: много говорил и громко смеялся, был развязен, легкомыслен и великодушен. Меня просто зло брало, когда я смотрел на его самодовольную физиономию. Тем временем мне пододвинули полный бокал вина, и Игорь предложил тост:

— За Наташку!

Все закричали, захлопали в ладоши и выпили за Наташку. Я тоже выпил. Залпом. До дна. И захмелел. Тепло пробежало вдоль позвоночника, проникло в кровь и разлилось по всему телу.

— Где ты учишься, Иван? — обратилась ко мне Наташа.

— Нигде, я работаю, — ответил я. Наташино лицо от удивления вытянулось.

— Что, уже закончил? — неуверенно спросила она.

— Да нет, не закончил. — Я краем глаза взглянул на Катю и, придавив на всякий случай ее ногу под столом, громко сказал: — Я на заводе работаю, слесарем.

Мое заявление имело некоторый успех. Девицы заинтересовались моей особой, и, хотя Игорь еще продолжал удерживать мужскую аудиторию, я заметил, что и там произошло легкое движение.

— Собираешься поступать? — с участием спросила Наташа.

— Куда ж мне поступать с такой анкетой, — простодушно сказал я.

— А-а… — Наташа запнулась и беспомощно взглянула на Катю. Та с невозмутимым видом потягивала вино.

— Я же сидел, — сказал я как можно беспечнее. — Пять лет оттрубил… в зоне.

В комнате воцарилась пауза. Игорь еще пытался как-то заполнить ее демонстрацией очередного сверхубойного приема, но, уразумев, что его уже никто не слушает, затих сам собой. Я спокойно взял нетронутую бутылку виски и, легонько взвесив в руке, спросил у Наташи:

— Покрепче ничего нет?

— Что? — растерялась Наташа.

— Спирта, говорю, нет?

Наташа виновато развела руками и промямлила:

— Нет… спирта нет…

Я сокрушенно вздохнул и, налив себе полный бокал, вопросительно взглянул на ребят. Они заволновались и стали поспешно пододвигать мне свою посуду, куда я щедро, до края бухал виски. Наливая Игорю, я не удержался от провокационного вопроса:

— Полную?

— Разумеется, — ответил он, занервничав, и пробасил: — Я в общем-то тоже спирт предпочитаю…

— Какой? — спросил я с подозрением.

— Что какой? — смутился Игорь.

— Спирт какой предпочитаешь?

— Спирт?.. — Игорь заерзал в кресле. — Медицинский, девяностошестипроцентный… — Он запнулся и добавил отчаянно: — Неразбавленный!..

— Понятно. — Я сделал многозначительную паузу, после чего задумчиво проговорил: — Да, медицинский — еще куда ни шло. Хотя по мне, ничего нет лучше обычного древесного спиртяги…

— Разве его можно пить? — робко спросила Люда.

— Это уж кому как, — усмехнулся я ее наивности.

После этого акции Игоря начали стремительно падать. Девочки смотрели на меня глазами, полными беспокойства и тайного восторга. Присутствие в компании отпетого уголовника внесло в заурядный вечер элемент мрачной романтики. В комнате, кажется, запахло дымом таежных костров, дальними дорогами, забытыми богом полустанками. За всем этим вставала другая жизнь. Она казалась большой и серьезной. Там неумолимо и упорно прокладывали дороги. Там женщины страдали от несчастной любви и мужчины ненавидели неверных женщин. Там смеялись и плакали, совершали преступления и героически жертвовали собой. Там была жизнь, пугающая и влекущая своей непридуманной правдой.

Там была неизвестность, тайна, легенда, чудо. Там в тихих утренних озерах блеснет вдруг серебряным боком рыбина и исчезнет в глубине, так что никогда и не узнаешь, видел ли наяву этот блеск или он только почудился. И в глухих чащобах леса хрустнет ветка — и зажжется желтый немигающий глаз волка. И сердце дрогнет и замрет от сладкого ужаса. И в пустыне разразится песчаная буря. И ты погибнешь, занесенный горячим, сухим песком. И в горах сорвешься с ледника и полетишь в пропасть, отсчитывая последние доли секунды своей жизни. И перед тем как погрузиться в ночь, еще увидишь ослепляющий блеск снегов и розовые в закатном солнце вершины гор. И в штормовом океане обратишь свое лицо к затянутому облаками небу, сквозь которые сверкнет, может быть, последний в твоей жизни солнечный луч. И тело мягко и легко опустится и ляжет между сгнивших корпусов затонувших кораблей…

В одно мгновение коснувшись неизведанного, наш вечер тронулся дальше по уже проторенной, дороге. Загорелись свечи в тяжелых подсвечниках, и мир сжался до размеров плеч девушки, которую обнял в медленном танце.

«Добрый вечер, синьорина, добрый вечер…» — пел Челентано, и вечер казался добрым и вечным. Все было прекрасно в нем: сиреневый блеск бокалов и капли белого вина на их хрустальных стенках, бледно-розовый свет одинокого торшера и кисть Катиной руки, устало повисшая в воздухе, раскрытый журнал, упавший на ковер, и рыжий кот, притаившийся в подушках дивана. Лица собеседников оплыли, как подогретый воск. Их черты стали теплыми и мягкими, а голоса звучали шорохом осенних листьев, в котором нельзя было уловить никакого смысла. Дым от сигарет,