Читать книгу "Политические племена - Эми Чуа"

это было в случае с белыми в Южной Африке – меньшинство использует грубую силу и государственную власть, чтобы держать большинство в нечеловеческих условиях и с худшим доступом к образованию на протяжении более чем века – меньшинство, вероятно, будет господствовать через рынок по причинам, которые не имеют ничего общего с навыками предпринимательства.

С другой стороны, чтобы прояснить ситуацию, господство посредством рынка связано не с расплывчатыми этническими стереотипами, а с действительным и резко непропорциональным контролем над важными секторами экономики. В Индонезии, расположенной в том же регионе, что и Вьетнам, китайцы составляют три процента населения, но контролируют семьдесят процентов экономики, включая почти все крупные компании страны. Большую часть истории Боливии крошечное меньшинство светлокожей, «европеизированной» элиты контролировала почти всё национальное богатство, в то время как автохтонное большинство жило в полной нищете. На Филиппинах китайское меньшинство насчитывает 2% от общего населения страны, но контролирует корпоративный, банковский сектор экономики, контролирует авиалинии, морские перевозки и оптовую торговлю; по данным журнала «Форбс» за 2015 год четыре самых богатых гражданина Филиппин были этническими китайцами (из пятнадцати богатейших граждан Филиппин этническими китайцами было десять).

Меньшинства, господствующие через рынок, это один из самых сильных катализаторов политического трайбализма. Когда в развивающееся стране с обездоленным большинством есть господствующее через рынок меньшинство, то результат является предсказуемым. Почти неизбежным является крайний этнический рессентимент, который часто ведёт к конфискации собственности меньшинства, грабежам, мятежам, насилию и – слишком часто – к этническим чисткам. В таких условиях политика неограниченного свободного рынка только ухудшает положение. Она увеличивает богатства меньшинства, что вызывает ещё больше рессентимента, больше насилия и, типичный случай, популистский гнев против режима, проводящего такую политику. Именно это и случилось во Вьетнаме.

Китайское меньшинство во Вьетнаме

 

Китайцы во Вьетнаме – их называют хоа – господствовали через рынок на протяжении столетий, исторически контролируя самые доходные сферы торговли и промышленности. Озлобление против их успехов в сочетании с повторяющимися китайскими вторжениями приводило к повторяющимся антикитайским репрессиям, включая резню 1782 года в Тёлоне, городе-спутнике Сайгона (его иногда называют «чайнатауном» Саугона), в которой погибло, согласно приблизительным оценкам, около десяти тысяч китайцев. Согласно официальным вьетнамским данным, китайские магазины были разграблены и сожжены, а жертв, включая «мужчин, женщин и детей», без разбору «убивали, а трупы сбрасывали в реку. На протяжении более чем месяца никто не осмеливался съесть креветку или пить воду из реки».

Когда в 19 веке прибыли французы, они ловко стали культивировать китайские навыки предпринимательства – в типичной колониальной манере разделять и властвовать – и благожелательно относились к китайской иммиграции. При французском колониальном владычестве численность хоа взлетела от 25000 в 1860 году до более чем 200000 в 1911 году. К 1950-м годам хоа сконцентрировали такую «экономическую мощь» и политическое влияние, что их считали «государством в государстве». Китайские магнаты, почти все жившие в южном Вьетнаме, были известны как «короли»: «Король нефти, король бензина, король риса. Король металлолома и так далее».

Масштаб экономического господства хоа трудно переоценить. Хотя этнически вьетнамская элита заполняла бюрократию, университеты, армию и профессии, требовавшие высшего образования, у китайцев была «цитадель» во вьетнамской торговле и бизнесе. Хотя китайцы были крошечным меньшинством, он контролировали умопомрачительные 80% южновьетнамской промышленности. Хоа также доминировали во вьетнамской оптовой торговле, в финансовом и транспортном секторах и во всём, что было связано с рисом. Вдобавок ко всему, они были непропорционально представлены в секторе услуг; в середине двадцатого века они владели половиной всех крупных отелей и 90% мелких отелей в Сайгоне, и также они владели 92 крупными ресторанами, 243 чайными и пивными магазинами и 826 харчевнями. По данным одного из исследований, китайцам принадлежало 90% неевропейского частного капитала во Вьетнаме.

Не только богатство хоа питало рессентимент местного населения; их поведение добавляло масла в огонь. Хоа склонны были жить отдельно от вьетнамцев, часто в богатых анклавах, посещали собственные школы и храмы, обычно женились только на китаянках и проецировали чувство «этнической и культурной исключительности». Верно или нет, но хоа считали угнетателями вьетнамцев, большинство которых было нищими крестьянами. Когда вьетнамцы воевали с французами, китайское меньшинство решило остаться «аполитичным», что взбесило вьетнамцев.

Кажется, что Америка ничего не знала об этой этнической реальности, когда мы отправились на войну – или, если и знала, то это точно никак не было выражено в нашей политике.

 

Американское вмешательство

 

В 1954 году после восьми лет войны вьетнамцы разбили французов. В рамках поддержанных США Женевских соглашений Вьетнам был разделён на два государства, на севере была коммунистическая Демократическая Республика Вьетнам во главе с Хо Ши Мином и со столицей в Ханое, а на юге поддерживаемая Америкой Республика Вьетнам со столицей в Сайгоне.

Женевские соглашения дали всем вьетнамцам триста дней на свободный переезд в выбранную ими зону; хотя с юга на север переехало только 120000 человек в обратном направлении отправилось 800000 человек. Американцы в годы Холодной войны, несомненно, понимали это как голосование ногами вьетнамцев в пользу капитализма, но более пристальное внимание к этническим группам показало бы совсем иную картину. Многие из тех, кто переехал на юг были китайцами (подавляющее большинство китайцев на севере Вьетнама переехало на юг), а среди этнических вьетнамцев, переезжавших на юг, большинство было католиками, включая и «офранцуженные» вьетнамские элиты, опасавшиеся коммунистических репрессий. К концу периода перемещения один миллион из миллиона и двухсот тысяч хоа жил на территории Южного Вьетнама.

Хо страстно верил в идею единого вьетнамского народа. «У нас общие предки, мы – одна семья, мы все браться и сёстры», однажды заявил он. «Никто не может разделять детей одной семьи. Точно так же никто не может разделить Вьетнам». В 1959 году он приказал войскам Северного Вьетнама начать «освобождение» юга.

США ответили нарастающим военным вовлечением в конфликт. В 1965 году мы начали отправлять сотни тысяч солдат. Мы сражались во Вьетнаме на протяжении десятилетия, и мы проиграли. Мы не были готовы к партизанской войне и не приспособились к ней за время войны. Мы поддерживали не тех руководителей. Некоторые говорят, что мы могли бы выиграть, если бы отправили больше солдат. Но одна из важнейших причин нашего сокрушительного поражения остаётся непонятой.

Большинство вьетнамских «капиталистов» не было вьетнамцами. Наоборот, во Вьетнаме капитализм ассоциировался с китайцами (и считалось, что китайцы являются его главными выгодоприобретателями) – факт, который неоднократно использовал Ханой. Хотя в торговых слоях были и богатые вьетнамцы, Ханой преувеличивал степень китайского господства, утверждая, например, что «этнические китайцы контролируют 100 процентов южновьетнамской внутренней