Читать книгу "Я тебя помню - Мария Зайцева"

же!

За нее и приплатить можно…

Редкие сосны подбираются прямо к мрачному фасаду. Вокруг дома — отмостки, выложенные разноцветными плоскими камнями, и шикарная терраса, на которой стоят мангал, раскладной столик и три шезлонга.

Вот на этих шезлонгах и располагаются мужчины, лениво перебрасываются фразами, пьют пиво, местное, купленное у пивовара, живущего недалеко на хуторе. К нему, говорят, из Питера даже приезжают…

На этом же хуторе было взято мясо и мешок картошки.

Так что стол теперь просто отменный, не особо обильный, без изысков, но сытный и, естественно, по мужским меркам, полноценный.

Георгий и Пётр уже пару минут молчат, медитируя на гладь озера и погрузившись в размышления.

Им в самом деле есть, о чём подумать.

Высокий, жилистый блондин, с сединой на висках, Кирилл Кирсанов, чуть в стороне разговаривает по телефону, стреляя голубыми глазами по глубине леса, периодически оборачиваясь на хруст веток и отмахиваясь от дыма.

Ароматный мясной дух пропитывает прозрачный воздух так, что слюни во рту собираются… И столько предвкушения…

Было бы. Если б не семья.

Кирилл Кирсанов в очередной раз щурится с досадой, отодвигая от уха трубку спутникового телефона.

И хотя громкая связь не включена, на пару метров отчётливо слышится взволнованный голос Марты Кирсановой.

Говорит она долго, с эмоциями, перей переходя на ультразвук, и в эти моменты Кирилл отставляет трубку от уха, косится на многозначительно скалящихся друзей и пытается сдержаться и не наорать на кричащую жену.

Но любое терпение не безгранично, а Марта обладает потрясающей способностью выводить его из себя буквально за пару минут.

— Чертовка, — не выдерживает, наконец, Кирилл, повышая голос на жену, — прекрати так кричать и прекрати беспокоиться! Ты сына моего носишь. Будь осторожна, следи давай за собой!

Естественно, на том конце связи никто успокаиваться не собирается, а голос становится все громче и громче.

— И с чего ты взял, что будет сын? — неожиданно делает кульбит вектор интереса у Марты.

Кирилл чуть выдыхает, радуясь, что основной накал уже позади, и спешит закрепить успех.

— Откуда я знаю, что будет сын? — он хитро косится на брата.

Юра ухмыляется.

— Аполлинария сказала, — говорит Кирилл медленно, успокаивающе, словно дикую кошку гладит, — а ты знаешь, жена Юры если скажет, то так и будет. Успокойся. Я тебе сказал, что всё решу, пусть сидит, ждёт...

Кирилл сдерживает недовольный вздох.

Вот, меньше всего хочется бросать этот шашлык, бочонок пива, приятную компанию и тихий весенний лес.

Но семья — это святое, хоть всегда крайне не вовремя подкидывает проблемы.

А проблема нарисовывается очень серьёзная, наследственная, можно сказать…

Кирилл прекрасно знает за Кирсановыми это потрясающее умение трахать кучу женщин, скакать веселым мартовским кошаком по постелям, а потом вляпываться по самое не балуйся в одну-единственную .

Да так, что умереть хочется, если вдруг неудача…

Вот, похоже, Кит и хочет. Умереть.

Выходит, его сына Никиту не миновала семейная беда – любить одну единственную всю жизнь… Или это просто юношеский максимализм?

В конце концов, он именно так думал когда-то про мать Кита, считал, что она и есть та единственная, и после ее смерти вообще не связывался с бабами дольше, чем на пару ночей…

До появления его Чертовки.

Может, и тут банальный “играй мой гормон”?

Но в любом случае, надо решать…

Сын чахнет, жена переживает… Ну, куда это годится?

Наконец-то Марта успокаивается окончательно, Кирилл говорит ей пару ласковых слов, с диким скрипом извлекая их из памяти… На какие только жертвы не пойдешь для благополучия своей женщины… С радостью отключает трубку и кидает её нервно на стол.

Заваливается в свой шезлонг, запрокидывает голову и закрывает глаза.

— Всё так серьёзно? — интересуется Юра.

— Да, похоже, Кит попал.

— Ну, так это не вытравишь из Кирсановых, — усмехается невесело дядька Никиты.

— Я всё понимаю, но надо вытравливать, — Кирилл тяжело вздыхает, садится ровнее, кладет локти на колени и выжидательно смотрит на Петра.

— У меня есть хорошее приложение, — тут же отзывается гость братьев.

— Ты, Пётр Григорьевич, даже с акцентом стал говорить, — усмехается Кирилл. — Ты в своей Швейцарии там с дойными коровами на русском разговаривал или на швейцарском?

— Кирсан, — в тон ему отвечает Пётр Григорьевич, — в Швейцарии шестьдесят три процента населения говорят на немецком языке, и я не доил коров.

— Какое упущение, я думал именно за этим и ездил. Но слышу что шпрехаешь. — Кирилл устало вздыхает, прекращая паясничать и тренировать свой солдатский юмор, — понимаешь, Питер, это у нас семейное. Если мы вот так вот вляпываемся в бабу, мы из неё потом не вытаскиваем.

Юра неожиданно хрюкает, а затем и вовсе принимается ржать, словно конь, затем резко замолкает и нервно проводит ладонью по лицу.

Петя изучает их тёмным, угрюмым взглядом, что-то прикидывает в голове, и говорит:

— Я возьму его на работу, тем более, если он не захотел идти по вашей военной линии, найду ему отличное место. Хороший возраст, уже пора зарабатывать. Трудоустройство для юного химика с перспективой. Сейчас его главное отвлечь.

Кирилл задумчиво кивает.

— А что Демон сказал? — интересуется дядька Никиты, покосившись на горе-отца.

— Ольгович ведь же килобайтнутый, — отвечает Петр, — Никита попросил его посмотреть камеры с шести утра, проследить за машиной. А Демон после его ухода в обратном направлении посмотрел, всё что было до шести утра. Никита пришёл в клуб, столкнулся с какими-то чуваками, защитил девушку, вместе с ней уехал в ближайший отель.

— Нормальный парень! — улыбается Петр, — где мои двадцать лет?

— И за одну ночь втюрился так, что Марта всю плешь мне проела, поднимает панику, потому что в таком состоянии Кита никогда не видела. Лежит у меня пацан. — Уныло жалуется Кирилл.

— А что за девушка? — интересуется Юра, сосредоточено соображая, — может, зря кипишуем? Ну, понятно, молодой еще слишком, рановато, но с другой стороны… Может, всё срастётся?

— Ну начнём с того, что она старше…

— Что не удивительно, — вворачивает Пётр Григорьевич, — пацан рос без матери. И не надо меня тут глазами сверлить, Кирсан, никуда этот пробел не денешь, никакой мачехой не заменишь. Юра прав, может быть, попробовать им вместе…