Читать книгу "Город Антонеску. Книга 2 - Валентина Тырмос"

class="p1">Ожидание было нестерпимо.

Но вот на лестнице послышался шум – голоса, топот ног. Раздался условный стук в дверь. Это была мама.

Но что это? Она была не одна. За ней стоял полицейский и еще один незнакомый мужчина в штатском.

Наша маленькая комнатка не могла вместить всех пришедших.

Полицейский вошел вслед за мамой. А мужчина остался стоять в дверях. Выглядел он рассерженным. Он размахивал руками, тыкал огромным пальцем в маму и кричал визгливым голосом по-русски: «Она жидовка! Жидовка! Я ее знаю! Она работала в больнице!»

Румын кивнул головой и со словами: «бинэ-бинэ» – «хорошо-хорошо» вытолкнул мужчину в коридор и закрыл за ним дверь. В это время мама, делая вид, что достает паспорт, порылась в сумочке и сунула «что-то» румыну в руку.

Немного подумав, полицейский спрятал это «что-то» в карман и, не говоря ни слова, повернулся и вышел из комнаты.

Мама перевела дух: «Этот в штатском – шофер из нашей больницы. Он встретил меня на улице и узнал. Позвал полицейского. У меня не было выхода, пришлось привести их сюда. Я сказала, что покажу им здесь паспорт».

Мама начала собирать вещи: «Теперь нельзя терять ни минуты. Шофер может вернуться. Янкале, бежим скорее! Мама, догоняй нас. Мы будем ждать тебя у входа на Привоз».

Мы бросились бежать. Спустились по лестнице, прошли через двор, и вот мы уже на улице. Еще немного и мы у входа на Привоз. Ждем бабушку.

Главное не встретить шофера.

Но бабушка… Ее что-то долго нет.

А если ее уже схватили?

Уйти без бабушки мы не можем. Но и вернуться на постоялый двор, чтобы узнать, что с ней, нельзя.

Что делать?

Но вот показалась бабушка! Спешит, вязнет в снегу.

Она одна. Никто ее не преследует.

Скорее, скорее бежать. Но куда?

Мама решается вновь попытаться уехать из города.

На этот раз в какую-то Колкотовую Балку…

От Янкале: «Фриг, бабушка?»

Одесса, 17 января 1942 г., суббота Дорога на Тирасполь 95 дней и ночей под страхом смерти

Уже совсем стемнело. С хмурого неба сыплет мелкий снег. Ветер подхватывает его, закручивает в спираль и гонит по обледеневшей земле.

На краю дороги, по которой идут румынские грузовики, стоят три замерзшие фигуры – мама, бабушка и я. Мы стоим и надеемся, что какой-нибудь грузовик довезет нас до Колкотовой Балки, о которой мама сегодня утром случайно узнала от какой-то Люси. Эта Колкотовая Балка теперь наша последняя надежда.

Тускло светятся фары проезжающих мимо грузовиков. Мама поднимает руку, но никто не останавливается.

Мы начинаем терять надежду уехать, а возвращаться нам некуда. Остается только развалка. Правда, ночевать в развалках опасно, могут обнаружить жандармы, да и замерзнуть можно.

Но вот возле нас останавливается румынский военный грузовик.

Водитель опускает стекло

«Ундэ? – Куда?» — кричит он.

«Тирасполь! Тирасполь! Колкотова Балка», – кричит ему в ответ мама.

«Бани естэ? – Деньги есть?» – «Естэ, естэ!»

«Бинэ, фортэ бинэ! – Хорошо. Очень хорошо».

Водитель выбирается из кабины, открывает задний борт грузовика, и мы с его помощью забираемся в кузов.

К нашему ужасу, кузов полон румынских солдат.

Правда, кажется, они настроены дружелюбно – в темноте, наверное, нас не разглядели.

Усаживаемся на дно у заднего борта.

«Дэй друмул! – Поехали!» — кричат солдаты водителю и стучат по крыше кабины. Грузовик трогается с места.

Солдаты дают нам кусок задубелого от мороза брезента, чтобы укрыться.

«Фриг, баб-у-шка? – Холодно, бабушка?» — спрашивает один из них.

И сам отвечает: «Фортэ рэсэ. – Очень холодно…»

Едем. Холодный ветер морозит щеки, вырывает из рук брезент. Кончики пальцев деревенеют.

Где-то в степи грузовик вдруг останавливается.

Навстречу нам движется колонна немецких машин и тоже вдруг останавливается. Что-то произошло. Образовался затор. Крики, ругань. Ревут моторы. Слепят мощные фары.

Вокруг немцы, а мы посреди степи на румынском военном грузовике?!

Сжались под брезентом, не шевелимся, не дышим.

Но вот немецкая колонна прошла, и мы снова едем.

Наконец где-то вдали появились мигающие огоньки.

На спуске, у моста, водитель останавливает грузовик и вылезает из кабины.

Через несколько минут сообщает нам: «Аичи! – Здесь!»

Приехали. Водитель открывает борт. Мы с мамой спрыгиваем на снег. Солдаты помогают бабушке выбраться из кузова. Мама сует водителю плату за проезд.

«Спаси Христос!» – на всякий случай говорит на прощанье бабушка.

«Санататэ. – Здоровья», – отвечает водитель.

По глубокому снегу пробираемся на свет из окошка ближайшей избы.

Стучимся.

«Чего надо?» — спрашивает сиплый мужской голос.

«Не знаете, где тут Шесточенки живут? Мы приехали к ним!»

Слышно, как падает тяжелый крюк запора.

Дверь открывается.

«Как не знать Шесточенков? Мы всех тут знаем, кто живет. Только далеко это, ночью не найдете. Заходите, переночуете у нас, а завтра утром, Бог даст, я отвезу вас к ним».

Входим в тепло натопленную хату. В углу перед иконой, покрытой рушником, мерцает лампадка. Вкусно пахнет свежеиспеченным хлебом.

«Попейте чайку, согреетесь. Замерзли, небось, – говорит пожилая хозяйка. – Откуда так поздно?»

«Мы с Одессы. – отвечает ей мама. – Машина поломалась, думали не доедем». И снова рассказывает историю про мужа, попавшего в плен где-то в районе Тирасполя.

Хозяйка вздыхает. Сочувствует.

Попили чаю. Устраиваемся на ночлег.

Утром хозяин отвезет нас к Шесточенкам…

«Отче наш»

В 1944-м, после освобождения Одессы, Тася прилагала огромные усилия, чтобы узнать что-либо о судьбе Норы и Эрика. Особенно настойчиво она искала ребенка, считая, что смышленый малыш мог каким-то образом выжить.

В поисках Эрика она объезжала детские дома, где содержались еврейские сироты, и добралась даже до Березовки. В этом детском доме, по слухам, был мальчик, утверждавший, что его фамилия «Эриксен».

Именно эта фамилия и обрадовала Тасю – она надеялась, что Эрик, все еще плохо выговаривающий слова, мог на вопрос о фамилии ответить: «Эрик Шер».

А прозвучало это, как «Эриксен».

Однако поездка оказалась напрасной. Белоголовый кареглазый Эриксен ничем не напоминал черноволосого кудрявого Эрика.

Значит, опять тупик…

Нора с ребенком и бабушка Ида как в воду канули – никто их не видел и о судьбе их не знал.

И вдруг, неожиданно, одна из многочисленных знакомых рассказала Тасе, что Нору, оказывается, все-таки видели!

Но не в гетто на Слободке, как можно было предполагать, а неподалеку от ее дома, в скверике на Преображенской, в том самом месте, где на пути к Пересыпи 12-й номер трамвая, скрипя, делает крутой поворот с Преображенской на Софиевскую.

Нора сидела в скверике на скамейке, прижимая к себе ребенка, и оба они были густо засыпаны снегом. Но шедшие в гетто евреи