Читать книгу "Богач, бедняк... Том 1 - Ирвин Шоу"

– Еще совсем не поздно, мисс Джордах, – сказал Арнольд. – Если быть откровенным, я давно ждал подходящего случая, чтобы поговорить с вами наедине.

– Арнольд, я опаздываю на автобус. Я…

– Мы с Биллом часто говорим о вас. – Арнольд не выпускал ее руки. – И мы решили, в следующую субботу, когда пойдем в увольнительную, пригласить вас погулять вместе с нами и немного развлечься.

– Вы с вашим другом очень любезны, – сухо сказала Гретхен. И этот тон ей давался с трудом. – Но по субботам обычно я ужасно занята.

– Мы, конечно, понимаем, что в этом городе девушке неприлично показываться в компании двух чернокожих, – продолжал Арнольд своим ровным тоном, в котором не было ни угрозы, ни злости, – люди здесь к этому не привыкли, к тому же мы простые солдаты…

– Все это не имеет никакого отношения…

– Садитесь на рейс двенадцать тридцать на автобус, следующий до пристани, – продолжал Арнольд, словно и не заметил ее протестов. – Мы приедем туда раньше, дадим старику пять долларов, пусть купит себе бутылку и сходит в кино. Мы привезем что-нибудь вкусненького и приготовим обед для нас троих. С трамвайной остановки повернете налево, пройдете прямо по дороге четверть мили, к самой реке, и увидите дом старика – он один стоит на берегу. Там нет ни души. Никто нам не помешает. Мы прекрасно проведем время.

– Я спешу домой, Арнольд, – громко сказала Гретхен. Она знала, что не закричит, не позовет на помощь, это сделать ей не позволит стыд, но она должна убедить его, что закричит, что способна позвать на помощь.

– Вкусная еда, пара стаканчиков легкого вина, – улыбаясь, продолжал нашептывать Арнольд, не выпуская ее руки. – Мы ведь так давно не были дома, мисс Джордах, не забывайте…

– Я сейчас закричу, – с трудом проговорила Гретхен. Как он себе такое позволяет? Такой вежливый, такой дружелюбный, и вдруг… Она презирала себя за неумение разбираться в людях.

– Мы такого высокого мнения о вас, мисс Джордах, – Билл и я. С того самого дня, когда я впервые вас увидел, я больше ни о ком другом и не могу думать. Билл говорит, что испытывает точно такие же чувства…

– По-моему, вы оба сошли с ума. Я доложу обо всем полковнику. – Гретхен хотела освободить руку, но не смогла. К тому же, если кто-нибудь сейчас случайно заглянет в зал и увидит ее сидящую на столе с Арнольдом, придется давать объяснения, и это объяснение будет не из приятных.

– Так вот, – так же невозмутимо продолжал Арнольд. – Мы с Биллом очень высокого мнения о вас, и мы готовы заплатить вам за этот день. За время службы у нас накопились деньги, и у меня, и у Билла, к тому же мне постоянно везло в игре в кости. Слушайте меня внимательно, мисс Джордах. У нас на двоих – восемьсот долларов, и мы готовы их вам заплатить. Всего за один денек, проведенный вместе с нами в доме на берегу реки…– Он отпустил ее руку и соскочил со стола, удачно приземлившись на здоровую ногу. Он прихрамывая пошел к двери, и его крупная фигура казалась такой неуклюжей в этом темном, с развевающимися полами бордовом халате. – Не нужно сейчас говорить ни «да», ни «нет», мисс Джордах, – с прежней вежливостью сказал он. – Подумайте хорошенько. До субботы еще два дня. Мы будем на пристани с одиннадцати утра. Приезжайте в любое время, как только освободитесь от домашних дел. Мы будем ждать. – Прихрамывая, он дошел до двери, стараясь идти прямо, не придерживаясь за стену, и вышел из зала.

Гретхен сидела в оцепенении. До нее доносился приглушенный гул машины. Раньше она как-то не прислушивалась к уличному шуму. Потом дотронулась рукой до локтя, за который еще совсем недавно ее крепко держал Арнольд. Потом соскочила со стола, машинально выключила свет, чтобы никто, случайно заглянув в зал, не увидел ее покрасневшего от стыда лица. Прислонилась к стене, постояла, поднесла к пылающим щекам ладони, словно пытаясь спрятать румянец от постороннего взгляда. Потом торопливо прошла в раздевалку, переоделась и бегом направилась к автобусной остановке.

Гретхен сидела перед туалетным столиком, вытирая остатки дневного крема с бледной, в прожилках, тонкой кожи лица под распухшими глазами. Перед ней выстроились баночки и флаконы с названиями законодателей моды и красоты от Вулворта, «Хейзл Бишоп», Коти. «Мы страстно занимались с ней любовью, как будто мы Адам и Ева в райском саду», – стучало у нее в голове.

Нет, нельзя об этом думать. Нельзя! Она завтра же зайдет к полковнику и попросит перевести ее на дежурства в другой блок госпиталя. Сюда она просто не может вернуться.

Она встала, сбросила с себя халат и несколько секунд стояла обнаженная, разглядывая себя в мягком свете настольной лампы. В зеркале отражались ее высокие, полные, белые, как сметана, груди, а розовые соски бесстыдно торчали вперед. Внизу – темный, таящий в себе опасность пушистый треугольник, ясно очерченный внутренними краями ее бледноватых пышных бедер.

Что же мне делать, что мне делать? – лихорадочно думала она. Надев ночную рубашку, она выключила свет и легла в холодную постель. Оставалось только надеяться, что сегодня ночью отец не предпримет свою атаку на мать. Слишком много для одной ночи. Она этого не вынесет.

Каждые полчаса автобус отправлялся по маршруту до Олбани. В субботу в нем будет полно солдат, получивших увольнительные на уик-энд. Целые толпы веселых молодых людей. Вот она покупает себе билет на конечной остановке, садится, поворачивается к окну и всматривается в далекую серую реку, вот она выходит на остановке у пристани, стоит там одна, перед заправочной станцией; под ее высокими каблуками шуршит гравий на неровной дороге, от нее пахнет духами, вот она идет, вот заброшенный, небеленый каркасный домик на берегу реки, вот она видит двух чернокожих со стаканами в руках; они молча смотрят на нее, как палачи на жертву, ожидают ее, эти две фигуры фатума, они, уверенные в себе, даже не поднимаются ей навстречу, а их позорная плата лежит в карманах; они ждут ее, заранее зная, что она придет, придет непременно, чтобы отдаться им, чтобы удовлетворить свое любопытство и похоть, заранее зная, что они будут заниматься с ней сексом одновременно и вдвоем.

Вытащив из-под головы подушку, она засунула ее между ног, затолкав поглубже ударами кулаков.

VI

Мэри Джордах стоит у окна с кружевными занавесками в своей спальне, глядя на задний двор сразу за пекарней. Два тощих деревца с прибитой между ними доской, на которой покачивается тяжелый, потертый, кожаный мешок цилиндрической формы, набитый песком, – такими мешками пользуются на тренировках боксеры. В темноватом узком пространстве двора этот мешок похож на повешенного. Когда-то в прежние беспечные дни в садах в глубине домов на их улице росли на клумбах цветы, а между деревьями качались натянутые гамаки. Каждый день ее муж надевает пару шерстяных перчаток, идет на задний двор и в течение двадцати минут колотит изо всех сил этот мешок с песком. Он нападает на него с невообразимой яростью, с такой всепоглощающей страстностью, будто он не тренируется, а ведет бой за свою жизнь. Иногда, когда она видит его за этим занятием, когда в лавке ее сменяет Руди, чтобы дать ей немного отдохнуть, Мэри кажется, что он колошматит не этот безжизненный мешок с песком, а ее саму.