Читать книгу "Мандариновый год - Галина Щербакова"

Но, начав говорить, он тут же сглотнул слова, потому что нельзя так при Ленке, и эта полупроизнесенная, наполовину сжеванная и проглоченная брань повисла в воздухе и висела тяжело и недвижно.

И они стояли, закаменев, а потом Ленка рванулась с места и хлопнула входной дверью. Анна посмотрела на него победоносно; будто выиграла раунд. Играли – бились, и она победила.

– Это самый легкий способ решать вопросы, – сказал Алексей Николаевич, – хлопать дверью.

– Ах, тебе надо решать вопросы сложно! – засмеялась Анна. – Ты, может, хочешь предложить ей съехать?

– Ну почему ты так все воспринимаешь? – застонал Алексей Николаевич. – Я предлагаю тебе прекрасную квартиру, а Ленка Может остаться со мной, если хочет…

Круглые глаза Анны округлились до нечеловеческих размеров.

– Господи! – сказала она и села. – Ты что – ненормальный? Ты предлагаешь жить ей вместе с твоей б…? Знаешь, такого еще никто не придумывал… – Она на самом деле была потрясена и смотрела на него даже несколько испуганно.

Дважды за десять минут в их доме прозвучала непристойная брань, а когда-то они бросали штрафные копейки в бутылку за каждого «дурака» и «дуру».

И Алексей Николаевич это отметил про себя и решил, что будет держать себя в руках, что пусть Анна распускается, он же – все! Сорвался один-единственный раз.

– Аня! – сказал он ей мягко. – Ну что – мы первые? Мы хорошо жили…

– Да что, я тебя держу? – закричала она. – Держу? Да ради Бога, хоть сейчас. Собрать чемодан? Собрать? Уходи!

– Ты глубоко права! – продолжал он миролюбиво.– И я бы не смел поступить иначе, как ты мне предлагаешь, не будь у меня очень хорошего для тебя варианта. Ты Должна понять… Квартиру-то давали мне…

– Это квартира дочери. А там, где она, – там и я. Понятно я объясняю? Никуда мы отсюда не уедем.

– Великолепная квартира… Рядом Сокольники…

– Тоже мне Елисейские поля, – засмеялась Анна и спросила: – Так собрать чемоданчик? Могу и два…

* * *

С той минуты, как Алексей Николаевич подавился матерщиной, а Ленка хлопнула дверью, с той минуты, как Алексей Николаевич стал говорить приторно-медовым голосом, Анна поняла, что он не уедет из этой квартиры. Так как и она не уедет, то выход у них один – в конце концов остаться вместе. Она почувствовала, что так все и будет, будет изнурительная склока, вражда, ненависть, и надо будет все это вынести и пройти назад всю искромсанную и истерзанную дорогу к тому самому состоянию, в котором они были в день скандала из-за проклятых полов. (Интересно, как было бы, согласись она перестилать пол паркетом?)

Поэтому надо, чтоб никто ничего про их отношения не знал, надо предупредить Ленку, и зря она сама ходила в райком, хоть никаких «следов» она там не оставила – все равно зря. Надо пойти к этой инструкторше, сказать, что они с мужем разберутся сами.

«А что если на самом деле забрать чемодан и уйти? – подумал в этот самый момент Алексей Николаевич. – И снять где-то комнату, да и квартиру можно».

Какой-то леденящий ужас охватил его при этой мысли. Вспомнились «семь квадратов», в которых он жил до двадцати лет, коридор с велосипедами, корытами, сундуками, специфический, ничем не перебиваемый запах коммунальной кухни, туалет с сиденьями на гвоздях. У них каждая семья имела свое «персональное» сиденье. Гостям говорили: «Наше – слева», или «Наше самое круглое». Все это казалось нормальным. В мыслях не было видеть в этом что-то ужасное, и ни у кого никаких комплексов неполноценности по этому поводу не развивалось.

Все они были вполне полноценные. Полноценные нищие. А вот представил себе ситуацию, что он может вернуться куда-то в коммуналку или даже в хорошие условия, но квартирантом, – и он почувствовал ужас. Можно даже повторить – леденящий ужас. Вот, правда, Федоров ушел, вернее, не ушел – уехал. И уже снова построил квартиру. Ловкачи эти фотографы. Они в темноте не снимки печатают – деньги. Ну и Бог с ними, никогда он чужих денег не считал, считать не будет, но и уйти так просто с чемоданом не уйдет. И к Вике не переедет, прав приятель – это стать примаком. Он уже старый для таких экспериментов, и у него есть квартира. Им полученная, им выстраданная.

Как он бегал тогда за справками, быстрей любой машины. Он чувствовал тогда в себе мотор, который давал ему и скорость, и силу, и уверенность. Он хотел эту квартиру и получил. В конце концов ничего у него больше не было в жизни, за что пришлось бы ему так побороться. Все приходило естественно и нормально. По конкурсу прошел в полиграфический институт. Облюбовал в пединституте на вечере девушку, и она вышла за него замуж. Получил назначение в издательство и медленно, но верно стал расти по службе. От девяноста (девяносто раньше) до двухсот пятидесяти. За квартиру же он дрался. Как он тогда бегал, искал стариков, которые могли бы подтвердить, что мать его строила метрополитен. Нашел-таки! А Анна говорит – уходи. Это ж какую надо совесть иметь – предложить ему такое!

Через несколько дней с неимоверным грохотом поднялась к нему в клетушку Ленка. Вид у нее был, по его определению, «нагловатый». Все на ней как-то висело, телепалось, лицо у нее было жесткое, холодное, и Алексей Николаевич приготовился к самому худшему, ну например: «Твои вещи внизу – у проходной, забери, пока не утащили».

– Я уговорю мать переехать, – сказала она каким-то отвратительно чужим голосом. – Но у меня условие…

Он слепо смотрел на нее, а мозги его – тяжелые, застывшие, как ореховые зерна – не могли переработать такую простенькую и легкую информацию: Ленка его спасает. Ржаво и вяло поворачиваясь в очугуневшей голове, мозги выдавили не мысль, а эмоцию (дело ли это мозга вообще?): «Что ж, дочь мать предает?» Но он спохватился и вслух спросил по существу:

– Какое же?

– Простое, – ответила Ленка. – Ты покупаешь мне машину.

– На что? На какие деньги? – закричал Алексей Николаевич.

– А это меня не касается, – сказала Ленка и встала. – Если у меня будет машина, я уговорю мать, и мы съедем. В твои вонючие Сокольники.

– Были бы у меня деньги, я вступил бы в кооператив, и разговоров бы не было. Ты-то знаешь мои доходы?

– Я не буду с тобой это обсуждать, – сказала Ленка. – Мне нужна машина…

– Зачем? – закричал Алексей Николаевич. – С каких пор у тебя эта идея?

– Слушай, – сказала она. – Ты хочешь остаться в квартире? Мать готова стоять насмерть, а я тебе предлагаю выход.

И она ушла, грохоча по лестнице.

Мысль о том, что это какой-никакой выход, так и не пришла ему в голову – на что он купит машину? У него на сберкнижке пять рублей, все, что осталось после переезда, ремонта, похорон. А было три тысячи. Еще от бабушки. Она когда-то завела на него книжку и складывала на нее по мелочи. Как все потом пригодилось! Нет, об этом – чтоб обсуждать Ленкино предложение – не думалось. Всего его раздырявила сама Ленка этим своим желанием иметь машину. Он видел в этом вызов ему, Вике. Ну вроде как: у тебя любовница, а у меня машина.