Читать книгу "Мой генерал Торрихос - Хосе де Хесус Мартинес"

У меня был небольшой дешёвый, купленный мной за 60 долларов диктофон. Я всегда записывал на него то, что мне диктовал он. К тому же я не всегда сразу понимал его хорошо, а переспрашивать я стеснялся.

Благодаря этому у меня сохранилась большая часть его текстов, записанных с его голоса. Например, у меня есть очень хорошо записанный текст его «Я — солдат Латинской Америки». Это большая удача, потому что эта его работа содержит много точных определений. И на этой записи можно даже слышать щебетанье птиц в парке Ла Лагуна, где нас разместили тогда, как почётных гостей того форума.

Рассказывая об этих деталях, хочу признаться в том, о чём до сих пор помалкивал. У меня есть запись одной фразы генерала, которая по моему совету была им потом исключена из финальной редакции. Он тогда сказал: что «солдат должен больше подчиняться воле своего социального класса, чем своему офицеру».

Эту мысль я посчитал очень рискованной, потому что направлена против сути вооружённых сил как института. И сказал ему, что, находясь на Кубе, было бы неправильно быть в такой степени революционным и что это может произвести впечатление использования нами конъюнктурного факта пребывания здесь. Он убрал эту фразу. Теперь я понимаю, что зря и что порой я, вместо улучшения его текстов, ухудшал их.

Поскольку та резолюция была снята с обсуждения, генерал не смог использовать публично текст своего выступления, и эта его работа долгое время оставалась неопубликованной. Когда его убили, я сделал несколько копий и послал этот текст в семью генерала, в службу безопасности и ещё некоторым людям. Я хотел тем самым уберечь этот текст от потери, потому что думал vanidosamente, что для того чтобы уничтожить идеологическое наследие генерала, меня, как его хранителя, тоже могут уничтожить.

В своём эссе генерал развенчивает два ошибочных мифа. Первый миф, который в ходу у многих революционеров: миф о том, что все армии латиноамериканских стран подпадают под одно определение: гориллы. А второй миф, который в ходу у военных: что все революционеры — это бандиты и воры.

Как демонстрация отношения генерала к первому мифу о «военных-гориллах», он в 1980 году награждает панамским орденом «Большой крест Васко Нуньес де Бальбоа» находившегося в те годы в тюрьме уругвайского генерала Либера Сереньи. Тем самым он подчеркнул, что революционерами-патриотами бывают и генералы, которых реакция подвергает репрессиям. И это был достойный и ответственный поступок, тем более что Панама поддерживает с Уругваем дипломатические отношения.

Что до второго мифа, то я вспоминаю одно обстоятельство, даже повлиявшее на мой взгляд на мировоззрение генерала. Мы были тогда с визитом в Колумбии, в Картахене, на встрече с президентом этой страны Айяла Турбаем. Они говорили один на один, и я видел издалека по его лицу, что он едва сдерживает ярость и раздражение. Наконец он встал, попрощался с президентом и направился к автомобилю. Я открыл ему дверцу и слышал, как он сказал, как бы сам себе: «Этот сукин сын называет их бандитами».

Власть, которую он хотел иметь для себя и которой частично обладал, генерал Торрихос намеревался передать народу. Именно эту цель имела создаваемая им структура народной власти в форме представительств народа в районах всех провинций страны — в так называемых «коррехимьентос».

Таким образом, через эти представительства и само государство, причём государство экономически активное и мощное, могло бы стать народным. Без такой структуры власти на местах в стране развивался бы «государственный капитализм», не менее жестокий и антигуманный, чем капитализм, ориентированный на развитие прежде всего частного предпринимательства.

Он не смог реализовать эту свою идею общенародной власти, также как и сам, в противоположность ошибочному мнению многих, никогда не обладал властью в полной мере.

У него была власть, но далеко не для всего. Однажды на деньги, которые он дал мне лично, я заказал нарисовать фреску на фасаде старой Таможни, что находится на Авениде «Б». Фреска получилась большой и красивой, с отображением на ней борьбы сандинистов. Автором фрески был мой знакомый художник по прозвищу «Канцер», симпатизирующий арабам. В результате один из сандинистов у него получился похожим на палестинского партизана. Фреска была немедленно кем-то уничтожена.

Когда я пожаловался на это генералу, он с улыбкой, выражавшей одновременно и его беспомощность, и притворное удивление моей наивностью, ответил мне: «А ты разве не знал, что враг могуч?»

Вначале я растерялся, никак не ожидая такого ответа. Потом меня охватило сочувствие к так называемому «диктатору», подчиняющемуся власти тех, которые жалуются на то, что он отобрал у них её. Это было ясное подтверждение классической формулы: «те, кто обладают экономической властью, обладают и властью политической». А наши олигархи этой власти никогда не теряли.

Мы упрямо продолжили украшать фресками стены зданий города. Появились фрески на зданиях Национального института на Авениде Мучеников, в аэропорту. На военной базе Рио Ато фреска изображала голого американского орла, растерявшего все свои перья и так похожего на ощипанную курицу.

Но другие упрямцы уничтожали их. И вместо них рисовали свои. Но как они отличались от наших! Своими посылами, элегантностью, вкусом… Хотя бы из-за своей элегантности «левые» фрески были лучшими. Не говоря об их моральных и научных сторонах. Так что враг демонстрировал и здесь свои худшие качества.

В конце концов мы победили, хотя и не везде. После победы сандинистов в Никарагуа туда поехали многие наши художники и изрисовали фресками их города. Особенно хороша фреска на стенах кафе в аэропорту Манагуа, которая до сих пор украшает его.

Ну что ж, стирайте наши фрески! Генерал Торрихос потерпел в Панаме поражение. Но он победил в Никарагуа.

Глава 3. Я не верю в колдунов

По крайней мере половину нашего «Я» в жизни мы отдаём другим. Особенно это очевидно для публичных персон, которые живут и работают для других. Омар Торрихос среди них был одним из тех, у которого для себя лично оставалось очень мало времени. Его жизнь всегда была открытой для других, и любой мог войти в неё, как в распахнутую дверь, и расположиться в ней как в собственном доме.

В этой его жизни и доме свободно жила некая «бабуля», пожилая женщина, которая была там домохозяйкой и почти управлявшей самим Омаром. Она же была единственной в доме, кем он мог хоть немного, но покомандовать. У этой женщины был сын, который сидел в тюрьме на острове Койба, и когда-то она попросила «диктатора», чтобы он посадил в эту тюрьму и её, лишь бы жить рядом с сыном. Генерал, тронутый таким материнским чувством, добился перевода сына из островной тюрьмы в близкую от его дома в Фаральоне тюрьму Мачо и Монте, а его мать нанял к себе в качестве кухарки. Так она получила возможность видеть сына почти ежедневно.

А заодно ещё и дезориентировать гринго. Потому как однажды он узнал, что к тому, что те занимались прослушкой его телефона, они наняли ещё и аналитика, которому поручили узнавать, о чём «бабуля» говорит со своими фаральонскими подружками-соседками. Разумеется в надежде уловить ключевые новости. Но «бабуля» обсуждала с ними преимущественно ход текущих на экране ТВ сериалов. И я был свидетелем того, как однажды генерал, иронично изображая свою обиду, рассказывал об этом тогда послу США в Панаме Биллу Джордану.