Читать книгу "Закон войны - Дмитрий Силлов"

Ехали мы по грунтовке, изрядно убитой гусеницами фашистских танков. Была бы осень, немецкая штабная машина застряла б в грязи напрочь вместе с мотоциклами, и, пожалуй, грузовиком тоже. Гусеничные «Ханомаги», может быть, осилили бы такой путь, но это не точно.

Куда я вел свой маленький отряд? Нет, не в Киев, хотя дорога, судя по трофейным очень подробным немецким картам, тянулась именно туда. Если уж воевать с врагом, значительно превосходящим по силе, то делать это лучше на местности, которую отлично знаешь.

А я просто прекрасно знал один участок украинской земли неподалеку от Киева, который через сорок пять лет люди назовут Зоной отчуждения…

* * *

Солнце вылезло из-за горизонта – и мы услышали грохот. И впереди, там, где шел бой, – и сзади, где катилась на восток вторая волна немецкой техники…

А справа и слева от дороги во все стороны расстилалась жуткая картина.

Сгоревшие танки. В основном наши. Небольшие, угловатые, далекие от совершенства. Очень скоро советские конструкторы, учась на своих ошибках, осознают все недостатки этих моделей, и боевые машины начнут стремительно модернизироваться. Но пока что они только горели вдоль дороги.

Вместе с подбитыми немецкими.

Но последних было намного меньше…

Видели мы несколько наших артиллерийских батарей, бойцы которых бились насмерть – и были буквально размазаны по земле вместе со своими «сорокапятками». Немцы не стали идти на прорыв, потеряв пару танков, а просто подождали, пока бомбардировщики сделают свое дело…

И, конечно, в траве, еще вчера высокой, а сегодня практически везде сгоревшей, лежали трупы. Много трупов. Вся земля была усеяна ими. И, опять же, убитых солдат в немецкой форме было намного меньше, чем в советской. Возможно, отчасти потому, что по полю бродили немецкие санитарные команды в сопровождении пехотинцев, которые периодически стреляли в лежащих из винтовок и пистолетов. Добивали раненых. Понятное дело, что не своих…

– Сволочи, – прорычал Игнатов. – И что, командир, мы ничего не сделаем?

– Сделаем, – сказал я. – Но немного попозже.

Мое внимание привлекла транспортная колонна, едущая впереди к линии фронта, которую мы постепенно нагоняли.

Странная колонна.

Очень странная…

Охраняли ее знатно. Позади ехали два таких же мотоцикла, как у нас, по бокам – два легких танка. А еще нам был виден задний борт последнего в колонне крытого грузовика, на тенте которого был выведен овал, внутри которого угадывался меч, обвитый лентой. И какие-то надписи по кругу…

Я поднял бинокль к глазам.

Ага, руны. Вернее, латинские буквы, стилизованные под руны, так что можно было прочитать нечто вроде «DEUTSCHES AHNENERBE».

Хммм… Интересно…

О фашистской организации «Аненербе», что в переводе значит «Наследие предков», я был наслышан – как и любой человек, хоть немного интересующийся историей. Идеологи, создавшие для фюрера новую религию, врачи, потрясшие современников бесчеловечными опытами над людьми, мистики, накопавшие в древних религиях и ритуалах такое, что их записи засекречены до сих пор, – это все оно, «Аненербе».

Но какого дьявола они делают здесь, да еще под такой усиленной охраной? Что такого мистического можно волочь на передовую в крытых грузовиках?

И пока я размышлял над этим, мне пришло в голову еще одно.

А почему, собственно, в начале войны Гитлер так рвался к Киеву, поставив его захват целью более важной, чем Москва? Если я не полностью забыл курс школьной истории, по его приказу даже часть войск группы армий «Центр», нацеленная на Москву, была перенаправлена, дабы усилить группу армий «Юг», воюющих на киевском направлении.

Зачем?

От этих мыслей у меня аж по позвоночнику побежали мурашки. Я почувствовал, что нахожусь на пороге разгадки какой-то тайны, которая может очень серьезно повлиять на ход этой войны. Сейчас о ней я знал больше, чем любой человек в СССР, только толку от этих знаний было немного. Да, благодаря моим усилиям нам удалось немного потрепать фашистов, сжечь несколько легких танков. И два десятка бойцов я спас. Ну и что это за успехи в масштабах великой войны? Капля в море! А сейчас я вдруг интуитивно почувствовал – я могу сделать больше.

Гораздо больше.

Нет, не я.

Мы можем!

Мой отряд, который верит в меня – а это уже очень и очень много…

Но если отбросить эмоции – что мы объективно могли сделать?

Пока что ничего, к сожалению. Только ждать – и наблюдать за этой странной колонной. Которая, кстати, свернула с дороги и по еще более узкой грунтовке направилась вдоль линии фронта к какому-то небольшому городишке, уже изрядно пострадавшему от бомбежки, но пока еще как минимум наполовину целому – видимо, немецкие летчики решили разрушение мирного города оставить на потом, сосредоточившись на военных объектах.

Светиться прямым преследованием мне не хотелось, потому я тормознул свою колонну и коротко объяснил, что к чему.

Бойцы молчали, переваривая услышанное. Тут даже сержант Иванов с сомнением почесал в затылке.

– А ты уверен, командир? Нам бы к своим прорваться да фрица бить, а не за какими-то непонятными ненербями следить.

– Уверен, – отрезал я. – Видели, что вокруг делается? Наши отступают к Киеву, там закрепятся и будут стрелять по любому, кто попытается перейти линию фронта – особенно в немецкой форме. Сейчас мы здесь незаметны в общей неразберихе. И пока это так, нужно выжать из нашего преимущества максимум. Фрица бить можно и не только стреляя из окопа, но и так, как мы сделали это ночью. Хитростью. Поверьте, я знаю, о чем говорю. Та колонна неспроста танками охраняется. И если мы о ней узнаем побольше, то нашим эти сведения очень сильно помогут. К тому же ничто не мешает нам следующей ночью поработать так же, как мы поработали этой.

Не знаю, хорош я был как оратор или не очень, но, по крайней мере, никто меня не послал – и на том спасибо. Хотя подозрительные взгляды кидали, конечно. Думаю, первое впечатление от моих зверских воплей и двух удачных боевых операций прошло, и бойцы уже начали замечать, что не совсем такой я, как они.

По речи, которая по прошествии семи десятков лет стала изрядно другой.

По повадкам, которые у офицеров НКВД наверняка иные.

По тем мелочам, которые отличают чужого от своего – а я в этом времени был чужим, хотя от души желал помочь тем, кто бил фашистов в те страшные годы. Да и кто бы, окажись на моем месте, думал по-другому?

Однако, как бы ни хотелось мне говорить с этими бойцами, с которыми я бился бок о бок, на простом человеческом языке, надо было продолжать играть роль сурового командира. Иначе еще сильнее начнут сомневаться, и тогда все мои героические планы накроются медным тазом.

– Задача ясна? – рыкнул я.