Читать книгу "Апостолы игры - Тарас Шакнуров"

– Кури, – Демон посмотрел на семнадцатилетнего одиннадцатиклассника и пожал плечами. – Как я могу по собственной воле заставлять тебя на урок опоздать… Мой же, между прочим…

По светлому небу расползались штрихи облаков. Не тех полновесных фигур, на которых любят гадать восторженные адепты эзотерической мути, а напоминающие след самолета, но не тающие тут же на глазах подобно ему, отрезки полупрозрачной туманной материи – не облако, намек. Такие бывают в теплое время года и только с утра. Если повезет с погодой, на выходных можно будет наблюдать рождение их, развитие и превращение в эти тяжелые мрачные громады небесной архитектуры. Если повезет с погодой и если у Макса с Балу не случится ничего непредвиденного. Шмель так, конечно, будет ныть до последнего, но его-то как раз никто не спрашивает. Право голоса нужно заслужить. А это не так просто. Тем более, когда приходится заслуживать его повторно.

– Дмитрий Олегович, а вы же вчера решали исключить Гноя? Ну, Сашку Гновиченко, в смысле… И что? Решили?

«Вы же» – это учителя. То есть Дана, учительский состав, ну и он, Демон, вместе с ними. «Решали исключить»… То есть, не слишком ребята его словам поверили. Вздохнул.

– Леш, я вам что тогда говорил? Умудритесь до педсовета без новых инцидентов продержаться – отобьем Сашку. Так?

– Так, – Кивнул в ответ Сокол. – Так мы же вроде и того… Продержались…

– Ну и какие вопросы тогда? Вы продержались, я отстоял. Никто вашего Гноя не исключил. И одиннадцатый он закончит, и в двенадцатый19, если ничего неожиданного сам снова не отчебучит, его переведут. Но это уже от него зависит, в первую очередь…

– Ясно… – Сокол привычно затушил окурок об стенку. – Спасибо, Дмитрий Олегович. Вы хороший учитель. Серьезно… – и исчез. Видимо, чтобы успеть еще до урока сообщить новость всем заинтересованным. Демон улыбнулся небу.

Он – хороший учитель. Пожалуй, что так. И дело не в словах искренне обрадовавшегося за судьбу друга по парте, классу и, надо полагать, внеклассной деятельности, Сокола. Будь он плохим учителем, ему, молодому и, в общем-то, еще зеленому специалисту, Дана в жизни бы не доверила после ухода на пенсию их предыдущей классной довести до выпуска 11 «Б». Слишком рисково для директора, не стала бы она ради друзей сына своей карьерой рисковать. Но – назначила, и никто на учительском собрании не возражал. Опять же – конференция в прошлом году, как раз в конце лета, после Евробаскета. Все вечера после официальной части он проводил в компании заведующей школы-интерната для сирот под Санкт-Петербургом. Они разговаривали о трудных подростках, об интернатах, о подходе к ним – и в последний день неожиданно для него предложила: «А приезжайте, Дмитрий Олегович, к нам! Мы подшефное заведение – честь и гордость и жемчужина, чтобы при необходимости в глаза тыкать – если я скажу, что надо, то вам и с трудовой визой, и вообще с документами помогут. Вы подумайте…» А она – опытный педагог, заслуженный учитель и прочие. Оценила. Да и по собственным ощущениям он – хороший учитель, и, если честно, то, что жизнь практически всех «Дворняг» удалась настолько, насколько можно так оценивать незавершенный еще процесс – не самый последний тому пример, пусть и глупо на полном серьезе говорить, что он, сам тогда еще пацан, правильно воспитал пацанов-сверстников. Если вслух – да, конечно, глупо. А про себя – про себя можно, тем более, когда действительно так думаешь. На шесть, считая себя самого, но настоящий учитель растёт вместе с учениками, на шесть воспитанников всего одна неудача. И даже после шести лет подкрепленной дипломом педагогической практики безоговорочным провалом кажется только тот, единственный воспитанник. До смешного мало, если по-честному. Впору в Макаренки записываться. Вот только именно из-за этой единственной неудачи хочется выть. Потому что среди всех учеников и воспитанников, друзей и названных братьев, только один за кого ты по-настоящему ответственен перед судьбой, перед собой. Перед кем угодно. Перед мамой. Хочется выть. Хочется выть, хочется кружиться на месте, до крови кусая руки, хочется пойти, и разбивая кулаки в кровь, крошить в мелкую крошку зубы… Всем, пожалуй. Шмелю – за то, что дурак, Балу, Ричу, Максу и Фанте за то, что допустили, и самому себе – потому что, на самом деле, допустил именно он. Впрочем, Шмеля он бил – не помогло, что не удивительно, и облегчения не принесло. Вой тоже не принес. Только и остается: надеяться на что-то, на нечто, которое даст толчок новому развитию событий; да и следить, чтобы Шмель еще глубже куда-нибудь не увяз, да в новое говно не вляпался. И даже самому себе стыдно признаться, что все эти подведенные под рыбалки да шашлыки встречи с Михой для него мучительны, что каждый раз он боится заглянуть в глаза брату. Лучше смотреть на облака – туманные, бесформенные, безобидные.

Пальцы обжег догоревший до фильтра бычок. Демон поморщился и недовольно сплюнул. Так, отставить хуйней страдать. Пора на урок. Там тоже его дети.

– Здравствуйте, дамы и господа! – в кабинет он успел зайти одновременно со звонком и перед тем как поздороваться дал классу еще полминуты чтобы прийти в состояние относительного спокойствия. Спокойствие все-таки получалось слишком относительным. Демон улыбнулся. – Я так понимаю, литература прошлого по сравнению с текущей политической ситуацией вас интересует слабо, и ждать пятницы и классного часа вы не хотите. Что ж, могу вас понять и, пожалуй, могу пойти вам навстречу . Но все-таки пусть в классе настанет тишина и пусть кто-то один внятно сформулирует терзающие вас вопросы. Договорились?

Тишина плавно и медленно расползлась по классу. А со своего места поднялась Марина Крючкова – бессменная, насколько знал Демон, староста класса, редкий для школьных лет типаж компанейской отличницы.

– Дмитрий Олегович, во-первых, спасибо, что отстояли Сашку. Он и все мы вам благодарны за это! Правда! Но… – Марина замялась. – Вроде бы на педсовете не только о нем вопрос решался, да? Мы так поняли, что там вообще… – бодро начав, но не справившись с волнением, Марина беспомощно уставилась на учителя. Демон сокрушенно покачал головой.

– Марина, я у вас русский язык и литературу с пятого класса веду. Я был уверен, что кто-кто, а ты за это время научилась грамотно и внятно выражать свои мысли. Мне обидно и больно узнать, что я ошибался. Ладно. Итак, вас интересует, что постановил педсовет по поводу «зимних похождений 11 «Б», я правильно вас понял? Если коротко и по существу: до полиции дело доводить не будут. И вообще – никого не будут исключать, ничьих родителей конкретно из-за этой ситуации в школу вызывать не будут, оценки занижать не будут, в общем – в этом смысле без последствий. За разбитое стекло в столовой и поломанные там же столы и стулья, конечно, придется возместить, но это мы с вами с самого начала знали. Так что в пятницу мы вскрываем наш сейф и смотрим, что у нас есть: хватит наших усилий или придется просить родителей собирать… – Демон кивнул в конец класса, где в шкафу за застекленной дверцей стояла банка из-под чипсов «Pringles», к которой был приклеен лист с торжественной надписью: «Фонд Спасения». – Я лично считаю, что вы уже достаточно взрослые для того чтобы решить эту проблему своими силами. Глупо, когда за стадо семнадцати-восемнадцатилетних лосей должны отдуваться родители. Но – посмотрим. В общем, и с этой стороны ничего неожиданного или слишком страшного. Ну и главное – если до конца года в классе случаются новые «ЧП» или хоть какие-то яркие события с нарушением дисциплины, на итоговом педсовете будет рассматриваться вопрос расформирования класса, а с меня в любом случае снимают обязанности вашего классного руководителя и ставят вопрос о моем увольнении. Так что мне остается надеяться, что такие вещи как опоздания на урок и бесцеремонное списывание контрольных Земских у Семеновой не будут учитываться. Такие дела… – Демон пожал плечами и жестом усадил продолжавшую стоять Крючкову. Класс молча переваривал информацию. Дав им на это еще секунд двадцать и убедившись, что тишина из класса никуда не исчезла, Огнев удовлетворенно улыбнулся.