Читать книгу "Искра в аметисте - Оксана Глинина"

— Так чего ждет эта девица? — воскликнула одна из леди. — Пусть немедленно займется исцелением лорда Савра! Его отец озолотит девчонку!

Похоже, все люди считали, что для служительницы Живы нет ничего невозможного, что касалось жизни и смерти. А сама целительница в погоне за наградой сию секунду вдохнет жизнь в умирающего.

Я посмотрела в глаза отцу. Взгляд желтых глаз мне все сказал. Не то, чтобы я обиделась. Нет. Но не ужели он вправду считает меня виноватой в случившемся, в том, что я не принесла ему кинжал? Не дала успокоить мучения живого существа, прервав его жизнь? И теперь мне надо исправлять свою ошибку. Что ж на душе так пронзительно грустно? Отец, и он во мне разочарован. Мне не нужно, чтобы меня отгородили опекой от всех бед света. Только иногда очень хотелось бы услышать хоть одно слово поддержки, все-таки он мой папа.

Затолкав все чувство вины подальше, я молча опустилась перед лордом Савром — наследником Саурасской провинции нашего королевства. Брюшина и правда повреждена, но спасти еще можно было. Увидела все внутренние и внешние повреждения — много их, а часть силы я отдала оленю. Теперь понятно, почему батюшка злился, но ведь не остановил, почему-то.

— Не бойся, — шепнул он мне и положил руку на плечо, — я поддержу.

Ну да, одной мне не справиться. Молодой лорд Савр дышал тяжело и отрывисто, изо рта шла кровавая пена, а в глазах сильная жажда жить — человеческий организм, мне был куда понятнее животного. Я набрала побольше воздуха в легкие, склонилась над умирающим и, подавив тошноту и спазм в желудке, дотронулась своими губами до чужих окровавленных губ.

— Да как она… — где-то в отдалении уже услышала возмущенный девичий возглас. Чье-то мнение мне было сильно безразлично. Больше всего я боялась оскандалиться обычной рвотой. Хотя, девицы будут только рады.

Почувствовала, как закрываются раны внутри, восстанавливается кровоток в теле, как наливается жизнью ослабевшее тело, как тепло возвращается в, едва охолодевшие, губы.

Меня же силы стали покидать, как вода из опрокинутого кувшина, в ушах зазвенело так, что местный охотничий рог, в сравнении, показался соловьиной трелью. Еще чуть-чуть и…

Тепло в меня проникло прямо с того плеча, до которого дотронулся отец. А он совсем не такой уж и бесчувственный — стихия силы пламени — благородная стихия. Сила стала понемногу в меня возвращаться. Разлепила отяжелевшие веки и столкнулась с зелеными глазами, уставившимися на меня с… благоговением. И тут пришло осознание того, что по-прежнему мои губы находятся на губах лорда Савра. Только хотела вскочить, как крепкие мужские руки меня прижали к себе, а я обессиленно свалилась в пропасть забытья.

Самая действенная манера для излечения внутренних повреждений, и… самая глупая, как по мне. Целоваться с Сарвом было последним, что пришло бы мне в голову даже в час смертельной опасности. Теперь, поди и докажи, что злого умыла не было. Мне подумалось, что губы придется оттирать песком до конца жизни. Сил не осталось даже на слезы.

Вспомнился тот самый первый раз и шепот Майло прямо в душу: «Глупая моя девочка…»

Глупая — это точно. Будь я немного умнее, забыла бы о Вардасе, но вот только сам он никак не желал забываться.

Глава 4

Глава 4.1

Голова шла кругом от очередной порции гадости, которую в нее влили насильно. От нее еще и крутило живот так, что внутренности просились наружу.

Но остатки рассудка еще не покинули сознание. Поэтому желание, чтобы все это поскорее закончилось, огненным клеймом прожгло все ее мысли.

За что все это ей? Нет, не тот вопрос, она себе задала. Зачем она здесь?

За что, было и так понятно — не особенно была приучена к труду, да и прикладывать ручки самой желания не было.

Избалована была родителями до ужаса — одна единственная цацка в семье, именно цацка, по-другому и не назовешь. Родители были купцами, не абы какими — зажиточными. Все у них было, а вот детей не было.

И случилось, как в той сказке про избалованных королевен и ненасытных драконов, что нянька рассказывала на ночь глядя, чтобы Людя крепко засыпала. Только малая была не такая дура. Заснешь вот так, а новой сказки не услышишь.

Так вот, что же было в сказке? Память стала подводить.

Там у короля с королевою тоже не было детей, и тогда королева приказала изловить невиданную птицу, что прилетала в королевский сад и там на деревьях сидела.

Птицу, ведомо, никто не изловил, а вот хвост ей оттеребили знатно. Раз, наевшись тех перьев, королевна понесла.

Матушка Людина вряд ли за птицей гонялась с батюшкой на пару — не в том положении люди были, так и соседи засмеять могут — но вот к знахарке одной матушка таки сходила.

И, ладно бы, будь это вайдилута из своих. Так нет же, отперлась, заверни глаза, за самые болота, за леса — не лень же ей было.

Та знахарка из темных была. Скорее всего. Это теперь понимала Людя, а тогда понимать ей не было надобности — после, проведенного обряда матушка ею, как раз-таки, обременилась.

И никому не было дела — темный был обряд или какого-то еще цвета. Дите родилось здоровое — счастью родителей предела не было.

Так и жила Людвика Огбите — в непомерной любви и заботе. Имела свои покои с детства, нянек, что бежали по первому зову, игрушек в достатке, убранства самые красивые.

Наверное, в такой жизни даже не помышляешь, что может статься что-то худое. А оно вышло так, что вспомнить было жутко, мурашки бегали по коже и дурные сны еще долго преследовали Людю.

Как-то, в одной из поездок, на родителей напали, обокрали, а самих убили. Люде тогда лет пятнадцать было, когда эту дурную весть ей донесли. Но тьма в ней проснулась не в тот момент, а позже.

На похороны собрались все скорбящие родственники. Только вот скорбели они больше о том, что все наследство достанется недалекой пигалице.

А уж как-дом-то обнесли, отдельное воспоминание — подчистили даже Людины покои и снесли любимую игрушку — резную кукольную колыбельку с каланской росписью.

Девушка мечтала, чтобы все они поскорее убрались из дому, боялась в любую минуту сорваться.

Вся их неприязнь к ней легла тяжким бременем на воспоминания. Никто после произошедшего добрым словом с ней не обмолвился, все делили между собой родительский достаток.

А потом появился он. Ночной кошмар. Какой-то там батюшкин то ли сводный брат, то ли сводный сват. Явился не один, а с бумажками и душеприказчиками — мол, батюшка Людин о ней заботиться кровному свату завещал.

Родственники убрались восвояси, прихватив себе все то, до чего дотянулись руки. Вот тогда-то и осознала Людя, каково это на целом веку одной остаться.

После первого побега, ее заперли в собственных покоях. Няньки превратились в надсмотрщиц, а «добросердешный» опекун решил в женихи податься.