Читать книгу "Боги войны - Виктор Мишин"

Пока снимал форму, чтобы выжать, меня то и дело отвлекали, похлопывая по спине и плечам. Показывали большой палец, в общем, благодарили. Подошел и начштаба, что-то говорил, но, увидев мой жест, а я указал руками на уши и покачал головой, просто пожал мне руку.

Рассиживаться нам не дали. Только-только отжал одежку, вылил из сапог воду, перемотал хоть и отжатые, но сырые портянки, и нас погнали дальше.

На этой стороне реки был сплошной лес, идти стало очень тяжело. Одежка сырая натирала везде, ногам, думаю, амбец придет, уже сейчас чувствую, как саднят пятки, что же будет дальше…

Слава богу, солнце покатилось на закат, становилось темно, и скомандовали привал. Я не слыхал, мне по плечу похлопали и показали жестом – стой. Увидев, что все падают кто где, тоже опустился на траву. Для привала начштаба выбрал небольшую полянку в лесу, все уже сидели или лежали, никто не хотел что-либо делать. Осмотревшись, подумал, что надо все же сушить одежду, поэтому встал и побрел за дровами. На меня смотрели, но никто помогать не кинулся. Да и ладно, сам справлюсь. Притащив приличную кучу веток, сучьев и даже одну маленькую тонкую, но полностью высохшую ель, я, похлопав себя по карманам, растерянно посмотрел по сторонам. Поймав взгляд одного из бойцов, показал жестом, как будто чиркаю спичку о коробок. Боец сунул руку в карман и бросил мне коробок. Спичек было мало, несколько штук, причем тоже не больно сухие. Собрав мелких прутиков, осторожно, стараясь не испортить спички, с третьей попытки разжег огонь. Прутики занялись весело, начали потрескивать и разгораться. Добавляя уже потолще, я разводил костер. Вскоре он уже горел высоким пламенем, и вокруг начали собираться люди. Срубив несколько веток с ближайшей сосны, я очистил их от иголок и, воткнув в землю в полутора метрах перед костром, развешивал одежду и сапоги. Вокруг стали за мной повторять. Кто-то брал горящую лесину и разводил новый костер, у одного-то всем сушиться неудобно.

Жрать хотелось… Блин, вот вроде хорошо, что я такой большой и сильный, но с едой… Вон бойцы схомячили по сухарю и сидят себе, а кто-то и спать завалился. Мне тоже давали, съел два, ни в одном глазу после них, только пить захотелось. Попробовал уснуть, не получалось, голод терзал, ел-то давно, а сил потратил много. Выручил боец, один из тех, кто носилки нес. Это он меня поддерживал на берегу и потом в воде. Протянул мне горсть сухарей и фляжку, блин, как же я был этому рад! Не хотел брать, но тот скорчил злую гримасу, поясняя таким образом, что назад не возьмет, пришлось есть. После этого «застолья» я, наконец, уснул. Только вот проснулся быстро. Растолкали. Оказывается, уже рассвет забрезжил, пора было выдвигаться в путь. Сколько нам так топать, не знал, наверное, никто. Это сколько же вот так с июня топают, по лесам и болотам? Защитники хреновы, имеют нас, а мы только драпать. Недавно еще перед стариком оправдывался, дескать, мы не виноваты, пушек у нас нет… Да все мы виноваты, все. Надеюсь, простят нас те, кто из-за этих отступлений сорок первого остался во вражеском тылу и испытал на себе все прелести оккупации, а затем допросы НКВД.

Всю дорогу, а это был путь длиною в двое суток и хрен знает сколько километров по лесам и болотам, я подменял то одного, то другого носильщика. Тогда и узнал, что, оказывается, мы несем аж комдива. Ему перевязку делали, я знаки различия разглядел, а то так и не знал бы, кого несем. Как он оказался среди отступающих, я не знал, а мне не объясняли. Слух так и не появился, зато еще в первый день, когда я сушил одежду в лесу, обнаружил, что весь ворот гимнастерки и нательной рубахи у меня в крови. Из ушей текла. Переживания по поводу потери слуха закончились быстро, сменились тревогой о дальнейшей судьбе.

Выходили мы, конечно, странно. Начштаба вел нас вроде по карте, а на деле, похоже, сам не знал, куда идет. Ведь мы были, по сути, не в глубоком вражеском тылу, зачем такие сложности? Но спрашивать, конечно, не стал, не мое дело. Но постоянно терзала мысль, почему нас просто не выведут на ближайшую дорогу? Уж по ней-то быстрее, наверное, добрались бы. Или нас снова влили бы в какую-нибудь новую часть…

Вот так по истечении двух суток мы и вышли к какому-то поселку. Оказывается, забрали настолько далеко на восток, что оказались не так и далеко от Новгорода. Вот это, мля, помотало! Практически сразу, как вышли к населенному пункту, появились какие-то личности в чистой форме, начались построения, козыряния, выговоры за нарушения формы одежды и прочее. Злы ли были бойцы? Да всем поровну было. Лишь бы отстали наконец да накормили. Больше думать пока не о чем было. Тебя матерят по уставу, а ты только стоишь с опущенным взглядом и молчишь. А я так и не слышал ничего, так что все одно было, чего мне говорят. Откуда знаю, что ругали? Ну, так бойцы, кто уже привык ко мне, пояснили на пальцах.

В санитарную роту меня, как и некоторых раненых из числа отряда, привели только спустя долгую процедуру допроса. Опросом это назвать было нельзя. Около двух часов меня мурыжили только на то, чтобы понять, вру я или нет насчет слуха. Когда, видимо, удостоверились, успокоились немного и стали писать. Я попробовал отвечать, но не слышал сам себя, поэтому отвечал так же письменно.

После допросов по пути в санроту наконец пообщался с выжившими, до этого и писать было не на чем, да и не время было. Тут, выпросив пару листов бумаги, я их мелко нарезал и сложил в виде блокнотика, огрызком карандаша стал писать вопросы. Бойцы отвечали неуверенно, но одно я понял точно. Меня им передали, когда отряд проходил мимо разбитой части. Видимо, моей части. Кто передал, зачем и почему, не сказали.

Уши мне осмотрели, чем-то помыли, щекотно было. Слух не появился. Врач, серьезного вида мужик средних лет, долго качал головой и что-то бормотал, я видел лишь шевеление губ. Итогом посещения санроты стало получение бумажки, в которой указывалось, что красноармеец Некрасов направляется в госпиталь. Все. Куда, как добраться? Никто не сказал. Побрел обратно к комендатуре, где допросы проходил.

Особый отдел, а это оказался именно он, долго меня динамил. Ну, служащие, конечно. Отмахиваются все, всем некогда, бегают, суетятся. Пока сам не встал на дороге у какого-то молодца с кубарями в петлицах и шевронами на рукавах, так бы и не получил вменяемого ответа.

«С утра пойдет колонна в тыл, примкнешь к ней, вот бумаги», – написали мне и выдали еще одно направление, теперь уже от особого отдела дивизии.

Вечер близился к концу, всех, кто вышел вместе со мной из окружения, наконец покормили. К сожалению, обстановку на фронте узнать так и не удалось, никто не хотел со мной переписываться. Это немного злило, но я понимал ребят, все устали и на взводе сейчас, а тут еще и я с вопросами лезу.

Найдя какой-то сарайчик, решил лечь спать до утра. Когда вошел, остановили, выставив кулак. Машинально схватил этот кулак и выдернул из темноты его обладателя. Паренек, средней комплекции, ниже на голову, но как он рвался в бой… Достал свой блокнот и написал, что хотел лишь лечь спать, конфликты мне не нужны. Тот что-то пробубнил, но больше не выступал. Он бы так на фрицев прыгал, как на меня. Короче, прилег в углу и уснул. Мгновенно и без сновидений. Ночью меня никто не зарезал, не пинал. Разбудили уже утром, толкнув в плечо и показав на выход. Там находились два бойца и, как только я вышел из сарая, стали что-то говорить. Написал, что не слышу. Они в ответ приказали идти с ними, так как колонна с ранеными скоро отправится. Пошел за ними. По пути у колодца умылся и привел себя в порядок.