Читать книгу "Сверхъестественное. Врезано в плоть - Тим Ваггонер"

Она прошла по кремовому ковру и остановилась перед каминной полкой. Первой фотографией была свадебная карточка ее с Маршаллом. Они оба смеялись над какой-то репликой фотографа – над какой, Кэтрин точно не помнила. Это была ее любимая из их общих фотография. Радость, которую они излучали в этот запечатленный момент, в совершенстве отражала суть их отношений. Любовь была лишь частью этих отношений, хоть и большей, разумеется. Некоторые пары часто называют себя лучшими друзьями, но в их случае это было абсолютной правдой. Маршалл выглядел таким красивым на фотографии, таким юным. На момент свадьбы им было чуть за двадцать, но уже тогда можно было разглядеть, каким мужчиной станет Маршалл. Стройный, с густыми волосами и карими глазами, излучавшими радость и интеллект, что с годами стало только заметнее. И эта его улыбка… Боже, как Кэтрин по ней скучала.

Кэтрин поставила фото обратно на полку и тут же взяла второе, на котором была изображена симпатичная девушка-подросток с длинными каштановыми волосами, одетая в «вареную» футболку и шорты. Она сидела на земле среди цветов. Кэтрин сфотографировала Бэку сама – весной, в саду. Они вместе провели столько чудесных часов, планируя сад, высаживая цветы и ухаживая за ними. Кэтрин так долго не выходила туда, что даже думать боялась, что там сейчас творится: должно быть, сплошные заросли травы да сорняков.

Кэтрин точно помнила, когда сфотографировала Бэку. За восемь дней до ее пятнадцатого дня рождения. За девять дней до того, как она получила ученическое водительское удостоверение. И за двадцать три дня до того, как отец преподал ей первый урок ночного вождения. Было это четыре месяца назад. Последний раз, когда Кэтрин видела их живыми.

Она плохо помнила ту ночь. Скорее всего, ей позвонили из полиции, а потом она сама кому-то позвонила, потому что смутно припоминала, как всхлипывала в чьих-то руках. Кэтрин полагала, что это была Ронетта, ее администратор, но не могла утверждать наверняка.

Тем не менее детали произошедшего с ее мужем и дочерью она помнила – или, по крайней мере, представляла себе – вполне отчетливо.

Приблизительно в восемь сорок Маршалл и Бэка – в «БМВ» Маршалла, который вела взволнованная Бэка, – подъехали к железной дороге за городом. Они приблизились к рельсам как раз тогда, когда загорелся предупреждающий сигнал и опустился деревянный шлагбаум. Бэка притормозила, и они вместе принялись ждать, когда пройдет поезд. Столько времени прошло, но Кэтрин все еще было интересно, о чем они тогда говорили, если вообще говорили. Музыка точно не играла. Может, Бэка и хотела что-нибудь послушать, но отец никогда не позволил бы ей отвлекаться на таких ранних этапах обучения. Может быть, они опустили стекла, чтобы лучше расслышать поезд и почувствовать движение воздуха. Кэтрин представляла, как они смотрят друг на друга и широко улыбаются, деля на двоих особенный момент – только дочь и отец.

Поезд прошел, шлагбаум поднялся, и Бэка въехала на пути, посмотрев в обе стороны. Благополучно оказавшись на другой стороне, она набрала скорость.

А секунду спустя из темноты, вихляя на дороге, выскочил пикап с выключенными фарами. За рулем сидел некто Эрл Фалмер, местный водопроводчик, возвращавшийся из дома приятеля, где он играл в покер. В его венах было больше алкоголя, чем крови. Пикап врезался в «БМВ» лоб в лоб на скорости, как рассчитала полиция, за сотню километров в час. Выживших не осталось.

Будучи врачом, Кэтрин знала, что муж и дочь умерли быстро и, несмотря на ужасные травмы, не страдали. А если и страдали, то недолго. Но понимая это умом, она воображала их восприятие аварии совсем по-другому. Известно, что в состоянии сильного стресса человеческие ощущения обостряются: отсюда и распространенное поверье, что вся жизнь пролетает перед глазами. Кэтрин представляла аварию в мучительно замедленном движении, в те минуты, когда сознание Маршалла и Бэки еще не отключилось. Если это было так, как она представляла, каждая рана появлялась на их телах целую вечность. Агония была нескончаемой. Кэтрин осознавала, что глупо представлять себе подобное, тем более наукой это не доказано, но в душе верила, что все обстоит именно так. В итоге она оплакивала не только потерю любимых, но и невообразимые страдания, которые им довелось перенести перед тем, как наконец-то наступила смерть.

Кэтрин последний раз взглянула на фотографию Бэки, провела кончиком указательного пальца по волосам дочери и почувствовала лишь холодное стекло. Потом поставила рамку обратно на полку и вышла из комнаты, выключив свет. Она миновала кухню, позабыв о кофе, открыла дверь в подвал и спустилась по ступеням.

В первые дни после аварии Кэтрин жалела, что не поехала тогда вместе с Маршаллом и Бэкой. Что не погибла вместе с ними. Но это было до того утра, как к ней в кабинет зашел Конрад Диппель – не в качестве пациента, а – как он выразился – в качестве потенциального коллеги. Он сказал, что прочитал о ее «прискорбной потере» в «Листовке» и что у него есть то, что может стать облегчением ее «глубочайшего душевного страдания». Поначалу Кэтрин чуть не вышибла его из кабинета, но было что-то такое в его голосе – непоколебимая уверенность, заставившая ее выслушать то, что он собирается сказать, несмотря на безумие, которым от этого всего попахивало. Конрад смог убедить ее не только словами. Он принес портфель с результатами сотен экспериментов. Информация интриговала, но куда больше ошеломила демонстрация, которую он позже провел во временной лаборатории, обустроенной на заброшенной велосипедной фабрике. Кэтрин наблюдала, как Конрад убивает крысу, перерезав ей горло, потом зашивает рану и – приправив трупик какими-то химикатами в сочетании с несколькими словами и жестами (Кэтрин была уверена, что последние два компонента просто для зрелищности) – возвращает зверька к жизни. С этого момента Конрад Диппель из потенциального стал полноправным коллегой.

Выходя из подвала, Кэтрин оставляла флуоресцентные лампы включенными, так что пересечь лабораторию проблемы не составляло. Большая часть оборудования принадлежала Конраду и была перенесена с фабрики, но за предыдущие несколько месяцев Кэтрин тоже кое-что добавила. В центре подвала стоял операционный стол из нержавеющей стали, а на столике рядом покоилась россыпь хирургических инструментов. На другом столике располагались пузырьки, баночки и мензурки, наполненные разными химическими веществами, а также прочее нужное оборудование: пипетки, весы, микроскопы, предметные стекла. На полу под столом стояли пластиковые контейнеры, помеченные наклейками «НюФлеш Биотек». Кэтрин прошла мимо и направилась прямиком к большой горизонтальной морозильной камере в дальнем конце комнаты. Могучий гул машины наполнял помещение, и, приближаясь, Кэтрин ступнями ощущала вибрацию. Она потянулась к металлической поверхности, и холод обжег ее пальцы еще до прикосновения.

– Я не успокоюсь, пока мы снова не будем вместе, – тихо и ласково проговорила она. – Обещаю.

Постояв немного, Кэтрин отошла и снова принялась за работу.

* * *

– Привет, Джо. Как дела?

Джо Райли сидел на обочине возле мини-маркета при заправке. Он уже съел энергетический батончик и теперь крутил в руках стакан коричневой водички, которую продавец нагло выдавал за кофе. Но бурда была теплая, и Джо это вполне устраивало. Он поднял глаза на приближающегося Билли Сатфина и слабо улыбнулся: