Читать книгу "Убийство во времени - Джули МакЭлвен"

Терри Лэндон был не в счет.

Кендра подумала об О’Брайане и его молодой жене, которая сейчас стала вдовой, и ей захотелось рыдать. И снова застрелить Терри Лэндона. Чертов ублюдок.

Карсон ушел до того, как она успела спросить о Грине, и, по правде, к тому времени, как их разговор подошел к концу, она слишком устала, чтобы сформулировать какой-либо членораздельный вопрос. Ей стало даже интересно: была ли она обязана этой усталостью своему настроению или ей все-таки добавили морфий в капельницу?

Как и бывает в таких случаях, время, казалось, тянулось ужасно медленно, а затем опять резко ускоряло свой ход, расплываясь и растекаясь от одного момента к другому, от вечера до утра, а потом и до дня. Она, по сути, никогда не была одна. Медсестры, чей разговор она тогда подслушала, Энни (по-матерински добрая, с солнечными светлыми кудряшками, прыгающими вокруг ее удивительно молодого лица) и Памела (гораздо менее добрая, более угловатая, с короткими волосами с проседью), теперь залетали и вылетали из ее палаты, как жужжащие пчелки, проверяя ее показатели, давая ей маленькие бумажные колпачки с таблетками и сопровождая ее во время ее передвижения на два этажа выше для тестов или во время спуска в кабинет физической терапии этажом ниже.

– Для человека, который был в коме пару недель назад, у вас все прямо отлично, – заметил доктор Кэмпбелл, когда зашел в ее комнату однажды утром. Он взял ее карту у подножия кровати и быстро оценивающе ее просмотрел, прежде чем улыбнуться ей. – У вас тут посетитель.

– Да?

– Кендра.

Ее сердце внезапно заколотилось, когда ее глаза посмотрели на дверь.

Мужчина, стоявший на пороге, был высокий, худой и намного старше, чем она его помнила. Его некогда черные волосы были сейчас испещрены серебряными полосами у висков, а на его привлекательном лице появились морщины, которых она не помнила. Прошло больше десяти лет.

Однако, когда он зашел в комнату, выражение в его темно-карих глазах, обрамленных рядом густых ресниц – ее глазах, как она вдруг осознала со странным душераздирающим чувством, – оказалось ей отчетливо знакомо. Это была холодная беспристрастность, смешанная с неудовольствием.

Есть вещи, которые никогда не меняются.

По всей видимости, не понимая скрытого значения этого визита, доктор Кэмпбелл продолжал улыбаться:

– Очень хорошо, что вы решили навестить Кендру, – сказал он. Если он и считал странным, что этот человек не навестил свою дочь или не позвонил, когда она была на волоске от смерти, он не подал вида. – Я, пожалуй, оставлю вас наедине, – он отошел к двери, затем остановился: – Кендре уже намного лучше, но, пожалуйста, не утомляйте ее.

– Понимаю. Спасибо, доктор Кэмпбелл. – Доктор Карл Донован дождался, пока мужчина покинет комнату, затем холодно произнес: – Итак… это ради этого ты бросила то, что могло стать твоим блестящим будущим?

Кендра не знала, смеяться ей или плакать. Двенадцать лет прошло, и его первые слова в ее адрес были критикой. Знакомо.

– Что ты здесь делаешь? – ее голос звучал немного напряженно, но по крайней мере ровно. – У меня огнестрельное ранение в голову, но, похоже, это ты забыл, что отказался от меня.

– Не дерзи, Кендра. – Рот ее отца сжался в узкую полоску. – Я получил звонок от заместителя директора Лидза, он предположил, что для продолжения моего исследования мне нужно навестить тебя.

Кендра нахмурила брови:

– Я не понимаю. Как твое исследование связано со мной?

– Я работаю в Товарищеском институте в Аризоне…

– Над исследованием человеческого генома. Я знаю.

– Тогда ты должна знать, что государство – наш важнейший донор.

Кендра вспомнила то выражение сожаления в глазах заместителя директора:

– А. Понимаю. Лидз тебя заставил приехать. Вот почему ты здесь.

Не потому что ее отец хотел увидеть ее. Боже упаси, чтобы ему на самом деле было не все равно. И странное дело, от этого было больно. Она не видела своего отца двенадцать лет, но он до сих пор обладал этой властью над ней.

Брезгливым движением Карл приподнял штанину брюк перед тем, как сесть в кресло у кровати. Он поднял бровь:

– Ты расскажешь мне, как оказалась здесь… в таком виде?

– Ой, знаешь. Просто спасала мир.

– Я мог бы отметить, что есть более простые и безусловно более продуктивные способы спасать мир. Если бы ты продолжила …

– Как там Барбара? – прервала его она. – Как дети?

Он помедлил. Он не любил, когда его прерывают, но, так как предыдущая тема была ему противна, он позволил это ей:

– Барбара сейчас ушла из Института, чтобы написать книгу. Дети демонстрируют замечательные когнитивные способности.

– Патрисия и Стюарт, верно? – она вспомнила имена своих сводных сестры и брата. – Или ты называешь их «Испытуемый 1» и «Испытуемый 2»?

– Вижу, твое чувство юмора со временем не улучшилось.

– Нет, не думаю. Но, вообще, если уж мы затронули эту тему, я же была бракованной, не так ли? Я не реализовала гениальный потенциал, на которой вы с мамой надеялись. Кстати, как там мама? Она придет?

– Без понятия. Я уверен, она справляется о твоем состоянии.

– Ничто так не радует любящую мать, как хороший тест.

Карл одарил ее порицательным взглядом:

– На Элеанор лежит невероятная ответственность в ЦЕРН. Она проводит научные эксперименты над Большим адронным коллайдером…

– Знаю. Пусть мама создает большую черную дыру прямо здесь, на земле.

– Это глупость. Это классическое преувеличение в СМИ, как тебе отлично известно, – сказал он сухо.

– Все мое жалкое чувство юмора, – она вздохнула и вдруг почувствовала себя жутко измотанной. Филип Лидз хотел как лучше, она понимала. Но шантажа недостаточно, чтобы соединить семью, которая развалилась много лет назад. Боже, да кого она обманывает? У нее никогда не было семьи в истинном смысле этого слова. Она была лабораторной крысой. Ребенком Франкенштейном, как ее назвала Энни.

– Это плачевно, – согласился ее отец. Она не сразу поняла, что он имеет в виду ее чувство юмора.

– Да, обидно, что ты не смог вывести его для меня.

– Сарказм – низшая форма остроумия, и это тебе не к лицу, Кендра.

– Похоже, мне ничто не к лицу.

Раздражение промелькнуло на его лице, и Кендра признала, что небольшая жалкая ее часть до сих пор получала удовольствие, провоцируя его. Это была единственная реакция, кроме разочарования, которую он по отношению к ней испытывал.

– Ты была таким подающим надежды…

– Экспериментом?

– Студентом, – сказал он с гневом.