Читать книгу "Трогать нельзя - Мария Зайцева"

Я делаю шаг к ней, надеясь, что сестра испугается и свалит к себе, избавив нас обоих от неловкости.

Но она только опирается спиной на дверь, бессильно свешивая руки по бокам.

И смотрит на меня, смотрит. Смотрит!

Да бл*!

Ну невозможно же, когда так смотрят! Ну можно же с ума сойти!

Не смотри так, дура!

Не смотри!

Я делаю еще шаг, она поднимает упрямо подбородок. Я вижу, что в ноздре у нее сережка. Еще одну дырку сделала, идиотка.

С прошлого года она как с цепи сорвалась.

Я ее тогда, после выпускного, откуда она исчезла все с тем же дегенератом, от которого я отгонял ее весь последний школьный год, еле нашел.

И в каком виде, бл*!

Нет, признаю, тогда был мой косяк.

Я отвлекся немного.

Но это лишь потому, что смотреть на нее не мог. Слишком она была кукольная. В этом пышном платье, с этой прической красивой, кудряшками, вся тонкая, воздушная. Фея.

Я знал, что она нарочно так оделась, чтоб меня позлить. Нарочито невинной. Нарочито девочкой.

После произошедшего между нами недо-разговора с ее недо-признанием, мы больше не возвращались к этой теме.

И очень долго старались не пересекаться в квартире.

Я плюнул на все и стал приводить к себе Варьку. Чтоб уж окончательно.

И одновременно усилил контроль над сестрой.

Плотно поговорил с мелким утырком, подкатывающим к ней яйца.

И просил передать остальным результаты беседы и свои выводы по ситуации. Судя по окосевшим глазкам, все всё поняли прекрасно.

Татка, скорее всего, узнала о происходящем, но дулась и ничего мне не говорила.

А потом и некогда стало особо. Последний год в выпускном классе — это, знаете ли. Не самое веселое время. Их запрягали по полной. И нас, родителей и опекунов, тоже. Потому что ценник, озвученный на выпускной еще в сентябре, в начале учебного года, был конским и со временем только рос.

Но я платил. У Татки все должно быть самое крутое. И дал карт-бланш на покупку платья и всех остальных, так сильно нужных для девочек приблуд.

Что характерно, Татка спустя полгода примерно вроде как оттаяла.

А, может, это было связано с тем, что я отправил Варьку на вольный выпас? Как только мне эта мысль пришла в голову, я тут же исправил ситуацию, притащив домой другую бабу.

Татка утром выглядела не очень. Я тоже, потому что секс был отстойным, и я чужую телку пару раз все же Таткой назвал. Но в целом все вроде наладилось.

Мне удалось доказать девчонке, что я мудак и что на меня вообще не надо смотреть, как на мужчину.

Ей удалось доказать мне, что она в это верит.

Мой внутренний мерзкий голос был с этим всем категорически не согласен, но его я удачно затыкал.

На выпускном, охерев от ее длинных ног, пышной юбки и масляных взглядов мелких утырков, считающих себя очень даже взрослыми, я махнул лишнего и отвлекся на ее класснуху. Чисто на поболтать, не денегерат же я, в конце концов! Хотя бабенка была, мне кажется, не против.

И проморгал сестренку.

Свалила с этим придурком!

Как только я просек свой проеб, тут же рванул искать.

Малыша нашел в школе, в одном из кабинетов, в соплях и слюнях.

Применив особые методы допроса, выяснил, что ничего не было, и Татка отправилась гулять.

А потом были самые весёлые несколько часов в моей жизни, когда я ее искал.

Тогда и начал седеть, наверно.

И в итоге нашел.

Сидящую на бордюре, с бутылкой в руке.

Зареванную, в порванном платье. И с обрезанными волосами.

Она поднялась с бордюра и посмотрела на меня своими огромными глазами с потекшей косметикой.

Нереально красивая.

Нереально.

Я не удержался тогда.

Тяжелая ночь, напряг, нервы — все дало о себе знать.

И вылилось в то, во что не должно было выливаться.

Я не должен был ее трогать.

Нельзя мне ее трогать. Пользоваться ее раздаём, ее первыми, такими искренними чувствами. Не мог я этого себе позволить.

Но позволил. Мудак. Эгоист.

Я целовал ее грязно, по-взрослому, так, как только и умел. Так, как хотел всегда. Сжимал ее, трогал, кажется, везде, жадно задирал порванную пачку, добираясь до крепкой красивой попки, стискивая ее с такой силой, что она застонала мне в губы. Мягко и жалобно. И вы думаете меня это остановило?

Нихера!

Она вцепилась мне в волосы своими тонкими пальчиками, повисла на шее, словно ноги не держали. А я держал. Просто на весу держал и буквально пожирал ее. Не знаю, был ли у нее первый поцелуй или нет, но ее точно нельзя было целовать так, как я делал. С ней нельзя было обращаться так, как я хотел.

Дико, до боли в яйцах, хотел.

Нельзя. Не заслуживала она такого. И мыслей моих грязных. Пошлых. Не заслуживала. И животного этого поцелуя.

Она сама не понимала, на что меня толкает. Что может в итоге случиться.

Она не понимала.

Я понимал.

И потому умудрился остановиться тогда.

Так и не осознал все еще, каким образом.

И, кстати, до сих пор внутри сжимается от дикого неудовлетворения и жадности, когда вспоминаю я этот наш поцелуй.

Я отстранил ее, накинул свою куртку и отвез домой.

Холодный душ, старательно смотрим в сторону, потом в постель.

И все.

Дверь на замок.

И свою — тоже.

Потому что, если она придет ко мне ночью… Я не смогу. Не железный.

Она не пришла.

На следующий день я вручил ей ключи от квартиры.

Татка остро глянула на меня, выхватила из рук связку и хлопнула дверью.

И ровно с этого момента начался самый веселый год в моей жизни. Нереальный просто по своей тупости. И своему экстриму.

И теперь, я вспоминаю это все, глядя в ее огромные темные глаза, на подрагивающие губы.

И думаю, что с меня, пожалуй, хватит всего этого дерьма.

И, наверно, надо уже как-то проучить ее.

Раз уж она утверждает, что вся из себя такая взрослая стала.

Пусть учится разгребать последствия своих поступков.

По-взрослому.

Очень по-взрослому.

— Быстро свалила домой и легла спать! — рявкаю я, но уже больше для проформы. Потому что прекрасно знаю эту заразу — стоит что-то приказать, обязательно поперек сделает.