Читать книгу "Королевишны #3колбаски - Клементина Бове"

– Мирей, это срочно. – Хлоп-хлоп.

– Секундочку, я плачу.

– Давай быстрее.

– Ну всё, чего там у вас, пожар? Что ещё срочного?

То, что Мало кинул Хакиме, оказалось газетой – «Прогресс», наш региональный вариант. Главного редактора я хорошо знаю, он ротарианский приятель Филиппа Дюмона. А вот журналистку, наоборот, не знаю – Элен Вейра, её подпись стоит под передовицей:

Журить ли жюри “конкурса Колбас”?

Ингрид, Фатима, Мариэль*. Три обычных девушки-подростка из 6-го и 9-го классов школы Мари Дарьёсек в Бурк-ан-Бресе. Но на школьном дворе их знает каждый. Потому что в минувшую среду в одной группе в фейсбуке их выбрали «Колбасами» года, то есть победительницами конкурса дурноты. (Продолжение на с. 3)

Хруст-шур-шур, мы листаем.

(Продолжение; начало на с. 1) Как мы поняли со слов учеников школы Мари Дарьёсек, конкурс этого года – уже третий по счёту, и никто, похоже, не собирается его пресекать. “Конечно, им не очень-то приятно, – признаёт шестиклассник Натан*, 13 лет, – но никто же от этого не умрёт. Это просто прикол!” Алесия* и Ориана* другого мнения: “Это жуткий стресс. Мы все стараемся изо всех сил, чтобы не попасть в номинантки. Если тебя номинируют – это кошмар. Такой позор”.

Мы обратились к директору школы мадам Муано, она признаёт существование такого конкурса, но, по её словам, ничего не может сделать: “Если что-то происходит в интернете, то это уже вне сферы ответственности нашего учреждения. Мы вызывали на разговор ученика, который это начал, но, к сожалению, всё, что мы можем, – это напоминать о важности взаимоуважения”.

Действительно, кто же он, этот ученик, запустивший три года назад “конкурс Колбас” в школе Мари Дарьёсек? Это симпатичный, самоуверенный юноша из 9-го Марко*, который заявляет, что этот конкурс не что иное как… стимул для номинанток: “Если это поможет отдельным девушкам понять, что нужно больше следить за собой, то тем лучше”. Он также утверждает, что “победительницы” прошлых лет стали “заметно лучше” после этого: “Кроме одной, которая оказалась среди призёров и в этом году, все сбросили вес и вообще сильно поработали над собой. Думаю, благодаря конкурсу они заметили, что слишком распустились”.

Марко познакомил нас с Кэти*, ставшей два года назад “Серебряной Колбасой”. Сейчас эта юная брюнетка учится в 9-м классе и, похоже, согласна, что конкурс открыл ей глаза: “Я увидела то, чего не хотела замечать: я выглядела отталкивающе. Несколько месяцев я плотно занималась спортом, похудела, начала разбираться в модной одежде и причёсках. Я не говорю, что этот конкурс – что-то хорошее, но без него я, возможно, до сих пор походила бы на колбасу”.

* Имена изменены.

– Кэти – это кто? – спрашивает Астрид, почёсывая подбородок.

– Хлоя Рагонден, – отвечаю я. – Она и правда сильно изменилась после того конкурса. Перестала есть пирожные, потом перестала есть мясо, потом перестала есть вообще. Удобно – кучу денег экономит, наверное.

– Могла бы и нас опросить эта журналистка, – бормочет Хакима. – Как главных героиней.

– Героинь, – поправляю я.

– Героинь.

Астрид удивлённо смотрит на Хакиму:

– А ты что, стала бы отвечать на вопросы? Я – ни за что. Я бы не знала, что сказать.

– Нет-нет, я бы тоже не знала, – спешно говорит Хакима. – Но мы бы отправили Мирей. Мирей всегда придумает, что сказать.

Я цепляюсь за повод:

– Та-а-ак, давайте-ка тут поподробнее! Чего это вы перед Мало с Принцессой вдруг завяли? Я стояла будто между Русалочкой и Мимом Бипом![5]

– Ну хватит, Мирей, – лениво возражает Астрид. – Ты же знаешь, мы не как ты. Мы не умеем так говорить.

– У нас лестничный ум, – поддакивает Хакима, – есть такое выражение. Нам на французском объясняли: это когда тебе приходит в голову классный ответ, такой, что у-ух! – только, упс, уже поздно, потому что человек давно ушёл.

– И какая связь с лестницей?

– Хм-м… уже не помню. Может, вроде того, что ты такая расстроенная, потому что ответ придумался поздно, выбегаешь на лестницу и бросаешься вниз.

Мы вопросительно смотрим на неё.

– Ну, чтобы покончить с собой, – поясняет она.

Мы с Астрид переглядываемся. И я обхватываю своими толстенькими ручками своих толстеньких подружек.

– Внесём ясность, мои дорогие. Никто не будет бросаться с лестницы из-за какого-то остроумия. У нас есть велики, ноги и вечеринка, куда вломиться. Есть злой здоровяк Мало, которого тем не менее зовут Малыш, и его тыквенного цвета подружка по имени Принцесса. Это называется амуниция, и этого должно вам хватить, чтобы раскрыть рот, когда надо. А теперь у нас прибавилось ещё кое-что: медийный охват! И мы им воспользуемся.

– Что появилось? – спрашивает Хакима.

– Слушай, Хакима, нужно следить за мыслью. И это, напомню, вообще-то твоя идея.

– Моя? Про что? Я ничего не говорила ни про мидий, ни про ухват!

– Медиа, СМИ. А охват – это когда ты в газетах, по телику, на радио. Хайп, в общем.

Я тяну их к выходу с рынка, улыбаясь буркцам и буркам, которые набивают свои тележки овощами, фруктами, рыбой, сырами и всякими банками.

– Мы свяжемся с этой Элен Вейра, и она напишет ещё одну статью. Теперь уже точно про нас.

8

– Дорогой папуля Филиппуля, Раздюмонный обожаемый отец!

Усердно разминая в миске фарш для лазаньи, Филипп Дюмон внимает моему обращению к его персоне, но как-то подозрительно. Мама делает вид, что не слышала: она сосредоточенно пропускает тесто через специальную крутилку.

– Ну и что у тебя на уме?

– Знаешь ли ты некую особу по имени Элен Вейра, ты, у кого весь мир в друзьях-приятелях и всегда к твоим услугам?

С этими словами я кладу ложку обратно в каштановое повидло, и оно послушно обволакивает её черенок. Филипп Дюмон и мама обмениваются испуганными взглядами, а на заднем плане Астрид с Хакимой, которые делали вид, будто играют на диване с Колобулькой в «кто кого исцарапает», продолжают делать вид, но уже не так убедительно.

– Ты видела статью, – заключает Филипп Дюмон.

– Да-да. И мы бы хотели встретиться с журналисткой.

– Чтобы… что?

Брови многоэтажно хмурятся. Я отвечаю, улыбаясь во весь рот:

– Избить её крышкой от мусорки и вышвырнуть на улицу. Да нет, конечно! Просто хотим, чтобы она бесплатно прорекламировала нашу поездку в Париж.

– Вашу… что?

Это уже мама. Она отпустила ручку, и огромный лист теста для лазаньи, который она так старательно прокручивала, жалобно осел на кухонный стол. Филипп Дюмон, трудившийся над фаршем, также прервал свои труды и замер с кусочками мяса и крапинками лука на руках. Я, чтобы взбодрить их немного, продолжаю: