Читать книгу "Край земли. Прогулка по Провинстауну - Майкл Каннингем"

Летом туристы-натуралы, как им и положено, нередко забавляются, глядя на более экстравагантных представителей населения. Часто можно увидеть, как кто-нибудь фотографирует свою мать, платиновую блондинку в джинсах и «рибоках», с воодушевлением обнимающую за плечи мужчину, одетого под Шер. Прошлым летом в Вест-Энде я встретил трансвестита, флаерившего для шоу («флаерить» — чисто провинстаунский неологизм, который означает раздавать флаеры, рекламирующие шоу, часто надев при этом карнавальный костюм, чтобы привлечь больший интерес). Упомянутый мужчина, великан с ресницами, как у Минни-Маус, в голубом парике-улье, благодаря которому он стал ростом почти в два с половиной метра, стоял перед онемевшим от удивления мальчиком лет четырех. «Ладно, — сказал мужчина в парике. — Но это в последний раз». Приподнял парик и показал ребенку свою короткую стрижку. Мальчик зашелся в приступе смеха. Мужчина вернул парик на место и был таков.

* * *

Большая, беспорядочная группа приезжих, эмигрантов, туристов, владельцев летних домов и прочих почти полностью, во всех смыслах, кроме географического, отстоит в Провинстауне от более оседлой жизни людей, которые здесь родились, — в основном это потомки португальских иммигрантов с Азорских островов. Когда в середине 1800-х в связи с развитием нефтедобычи китобойный промысел был упразднен, Провинстаун превратился в рыбацкую деревню, и среди населения стали преобладать португальцы, семьи которых на протяжении столетий ловили рыбу. До недавнего времени они процветали, но теперь воды, омывающие Провинстаун, опустели, и многие американцы португальского происхождения живут в нескольких небольших анклавах в дальнем конце Брэдфорд-стрит. Наиболее зажиточные из них управляют большинством предприятий, требующих круглогодичного пребывания: нефтегазовыми компаниями и банками, магазинами и аптеками. Вот как в своей книге 1942 года «Время и город», единственной известной мне книге о Провинстауне, описывала их Мэри Хитон Ворс: «Смуглолицые прохожие, красивые темноглазые девушки, обожающие пестроту, — они расцвечивают улицы своими яркими платьями и смехом», — и, полагаю, это был комплимент. Теперь эти «колоритные персонажи» — старая гвардия, традиционное население, самые досточтимые жители города. Одни и те же имена, некоторые из них англизированы более двухсот лет назад, снова и снова появляются на надгробных плитах на городском кладбище: Аткинс, Авеллар, Кабрал, Кук, Дейс, Инос, Роуз, Таша, Сильва, Сноу.

Из Ниоткуда[8]

Море — негодный учитель, в любую погоду Вздымается в небо и падает, а наши жизни —                                                          озера, что распахнуты вечной, сбивающей                                   с толка весне. Слушай, будет день, и ты скажешь мне то,                                       о чем я целую зиму хотела тебя спросить, и треснувший                                       лед грохочет, и там, где он казался непробиваемым, звук           отдается эхом, срывающим с места уток и пугающим до полусмерти. В Вермонте                                            ты видел во сне, как с вершины горы, через овраги, ущелья сияли огни, такие знакомые, что даже                                             как будто наши, они посылали нам свет из будущего. И проснувшись, ты вернулся в реальность ты увидел только деревья, ты вернулся                                   безжизненно-мрачным, от предвидения, с которым мы оба                                          должны смириться. Но сегодня утром, из ниоткуда, пришел                                         замечательный день и заваривая свой обычный кофе, отмеряя зерна деревянной ложкой, я вспомнила — да, вот так это все и бывает, чашка за чашкой,                                               привычный жест за привычным жестом, что еще мы можем                                           знать о надежности и плодородии? Мы семеним к неизбежной                                                            оттепели медленно, как февраль, пробираясь через потоки, удивительно теплые. Вспомни, на прошлой неделе ты проснулся, продолжая высвистывать птицу, которая чудом покинула клетку, и вот,                                          посмотри-ка, сегодня ласточка прилетела, чтобы свить гнездо                                     за водостоком на крыше, сжимая в клюве веточку в два раза больше                                        нее самой, пригибаясь под ее весом, так изящно, так беспомощно,                                     что кажется нам отсюда: она держит в клюве все, что она знает.

Мари Хау

Звери

В месте с людьми в Провинстауне благополучно сосуществуют некоторые отряды животных. Это большой собачий город, где каждому известны жизненные привычки не только соседей, но и их собак (вот королевский пудель по кличке Дороти, вот черный лабрадор смешанной породы, известный как Люси, вот длинношерстная такса, принадлежащая дородному мужчине, который разгуливает по улицам в кафтанах), которых с той же вероятностью поприветствуют по имени, стоит им появиться на пороге магазина или кафе.

Провинстаун также может похвастаться впечатляющей когортой статных котов, как правило, белых с массивными черными отметинами, похожих на ожившие полотна Франца Клайна, потомков давно почившего пракота. Они по-мещански безмятежны — как будто им отсыпали часть привилегий, которыми когда-то обладали капитаны китобойных судов. Власть собак, в изобилии обитающих в Провинстауне, по крайней мере частично упразднена строго соблюдаемым даже на пляжах законом о поводках, навсегда низведшим их до статуса домашних животных. У каждой есть имя, каждая учтена — и каждая хотя бы отчасти унижена. Коты, куда более свободные и вездесущие, подчеркнуто независимы и расхаживают по улицам и пляжам с аристократической уверенностью. Они красавцы, эти коты. Тощие, хорькоподобные, пугливые особи в Провинстауне будто бы и не водятся — могу лишь предположить, что этих нервных костляков разогнали по задворкам и аллеям их более благополучные братья и сестры, холеные здоровяки с царственными головами и тяжелыми чувственными хвостами, которым нет дела ни до собак, ни до прохожих; которые иногда запросто могут вздремнуть посреди нагретой солнцем улицы.

Что же до диких животных, особое место в Провинстауне занимает процветающая популяция скунсов. Они здесь повсюду. Поскольку скунсы — ночные животные, при свете дня вы не увидите ни одного, но во время прогулки поздним вечером, скажем, после одиннадцати, когда улицы заметно пустеют, встречи с ними едва ли можно избежать. Хотя они преисполнены чувства собственного животного достоинства и щеголяют белыми полосками, сверкающими в свете фонарей, они не самые импозантные существа. В природе они пешеходы и мусорщики. Они бесцеремонно снуют туда-сюда по Коммершиал-стрит прямо в центре города и роются в отходах. Если вы оставите их в покое и пойдете по своим делам, они ответят тем же.