Читать книгу "О влиянии Дэвида Боуи на судьбы юных созданий - Жан-Мишель Генассия"

– Никогда не ел ничего вкуснее.

– Правда? Ты не просто так говоришь, чтобы сделать мне приятное?

Мы стали друзьями, но я не знал, нравлюсь ли ей, она смотрела на меня своими синими серьезными глазами и скармливала еще одну порцию крамбла с фруктами, или покрытый глазурью саварен, или тирамису с арманьяком. Когда кухня уже закрывалась, она просила меня сыграть несколько мелодий, она обожала «Con te partirò», и я постоянно играл ее с умопомрачительными вариациями. В конце концов она расслаблялась, снимала свой колпак, расплетала косички, встряхивала своими золотыми волосами, и они начинали излучать свет. «О, это так прекрасно, Поль, сыграй еще разок». Эта музыка потрясала ее, она брала мои руки, прижимала к себе, иногда целовала их. «Еще разок, прошу тебя». Мы могли так оставаться часами. Стелле приходилось гасить свет, чтобы заставить нас уйти.

В ресторане все было чудесно, а вот снаружи начинались проблемы. Оказавшись на тротуаре, она чмокала меня и исчезала вместе с Карин, помощницей шеф-повара. Она не принимала ни моих приглашений, ни предложений выпить стаканчик, поговорить, познакомиться поближе, она не реагировала на мои постоянные просьбы рассказать о себе, своей стране, своем прекрасном городе Граце, о своей жизни, о своей семье, о своих вкусах. Я пригласил ее в кино в воскресенье после полудня, она сказала: «Да, посмотрим, позже». Она не очень хорошо говорила по-французски, путала спряжения, я ее с улыбкой поправлял, но это ничего не меняло. Она произвела впечатление на всех в ресторане, все ее любили; однако я был единственным мужчиной в этом заведении, но не сумел этим воспользоваться. Остальные девочки на кухне крутились вокруг нее, и официантки, и посетительницы; даже Стелла была с ней непривычно приветлива. Я не мог не заметить, что Хильда уходила и приходила вместе с Карин, с которой мы никогда не испытывали чувства взаимной симпатии. Однажды вечером, собрав все свое мужество в кулак, я спросил, есть ли что-то между ними, мне пришлось объяснить в деталях, что я имею в виду, потому что она не понимала. Она рассмеялась и заверила, что они просто подруги, живут рядом в пригороде и пользуются ее скутером, но я сомневался, зная сексуальные предпочтения Карин. Могу с уверенностью сказать: Хильда была первой женщиной, в которую я влюбился. Я совершил ошибку, открывшись Алексу. На его взгляд, дело было изначально гиблое.

Особенно в том, что касалось девушек.

Он был единственным, у кого я мог спросить совета. Мне следовало бы подумать, прежде чем это делать, потому что отреагировал он нервно, словно его грызла досада.

– Ты ведь не ревнуешь, Алекс?

– Чтобы я ревновал к этой пергидрольной толстухе? Ты шутишь.

– Она вовсе не толстуха и не пергидрольная, у нее натуральные волосы.

– Откуда тебе знать? Мне она кажется вульгарной.

– Ты преувеличиваешь. Она великолепна. Думаешь, она лесбиянка?

– Это ж в глаза бросается, разве нет? А по-твоему, почему она здесь работает?

Мне в глаза ничего не бросалось.

Сама мысль приводила меня в ужас и смятение, я просто лишался сил. Должен ли я все-таки попытать удачи? Неужели мне не повезет, хоть чуть-чуть? Это был тяжелый период, я плохо спал, думал о Хильде, о ее магнетических волосах, о грудях, которые представлял во всем их великолепии. Я пахал как сумасшедший, играл «Con te partirò», пока меня не начинало мутить, но без всякого толку, разве что Хильда выказывала мне свое расположение, предлагая все более внушительные куски своей божественной шарлотки с вишнями в роме, фондан из трех шоколадов с вкраплениями кусочков нуги и наполеон с карамелизованными фисташками и грушей, и все это вкупе только усугубляло мои горькие сожаления при мысли, что она меня не хочет.

В одно прекрасное воскресенье я смотрел «Джорджию» вместе со Стеллой, мать такая мура никогда не интересовала.

А вот меня фильм потряс.

Это история одного парня, который все никак не мог признаться в своих чувствах любимой девушке, и в результате она уехала с его лучшим другом.

На следующий день я набрался духу и решился. В конце вечерней смены я отправился к Хильде на кухню. Она заканчивала убирать свой рабочий стол, хотела дать мне еще порцию «zuppa inglese»[28], который теперь получался у нее совершенно убойным, но я отказался. Я ждал, пока мы окажемся одни.

– Хильда, я должен тебе кое-что сказать.

Она прекратила надраивать дуршлаг и устремила на меня вопросительный взгляд.

– Я влюблен в тебя, вот.

– Я знаю.

– Ну да!

– Да. С самого начала.

– И что?

– Я уезжаю в Барселону на той неделе.

– Почему?

– Моя стажировка здесь закончилась, там у меня начнется другая, на полгода.

– А потом ты вернешься?

– Потом, если все будет хорошо, я уеду в Лондон, в большой отель. Или в Венецию. Посмотрим.

Увидев, как я расстроен, она снова предложила свой «zuppa inglese», я не стал отказываться. Карин велела ей поторапливаться, а то они и так припозднились. Хильда убрала дуршлаг, сняла свой белый передник, положила его в шкаф, оделась и попросила меня подвинуться, а то я загораживаю проход. Я посторонился. Она задержалась прямо передо мной, несколько мгновений мы стояли лицом к лицу. Она сделала шаг вперед, я закрыл глаза, от нее пахло ванилью, она прикоснулась к моим губам легким поцелуем. Легкий, ничего не значащий поцелуй. Как это было прекрасно. Когда я снова открыл глаза, на кухне ее уже не было и я услышал с улицы звуки скутера, который трогался с места.

* * *

Хильда стала моей первой любовной драмой. Я не мог смириться с ее отъездом, а главное – не знал, испытывала ли она ко мне хоть какое-то чувство, был ли у нас хоть малюсенький шанс, пусть на потом, в будущем, или все изначально было безнадежно, потому что она не любила мужчин. Эта неуверенность точила меня изнутри. Я лелеял план поехать к ней в Барселону, хотя не знал ни в каком ресторане она работает, ни где живет. Я насел на Стеллу, но мне не хватило женского умения тонко задавать наводящие вопросы. Она сразу спросила, есть ли у меня к Хильде особый интерес. Я запротестовал: конечно нет, просто она одолжила мне книгу и мне хотелось бы вернуть.

– Какую книгу она тебе одолжила?

Я замялся, не в силах придумать ответ.

– Может, по кондитерскому делу?

На следующий день за завтраком я с удивлением увидел Лену, которая никогда так рано не вставала. Лицо у нее было как в самые дурные дни.

– Привет. Кофе хочешь?

Она уселась напротив, я подал ей кружку с кофе, она к ней не прикоснулась.

– Что это еще за история?