Читать книгу "Капкан для лисы - Александра Малинина"

– С тобой, например.

– Я не хочу ничего обсуждать.

– Почему?

– Ты мне противен. Это безвыигрышная ситуация.

– Но я обожаю выигрывать безвыигрышные ситуации, – Вишневский порывисто шагнул ко мне, его лицо оказалось близко, он сам… слишком близко, нас разделяли считанные миллиметры. Его голова опасно наклонилась в мою сторону… и я резко ушла вправо, поднырнула под руку и оказалась за его спиной.

– Ты только что пытался поцеловать меня? – рявкнула я, сама в это не веря.

– Нет! – он повернулся с пиратской улыбкой на губах.

– Тогда что? Врезать мне головой?

– Смотря что тебя больше возбуждает, моя сладкая. Я бы поставил на второе. Мне помнится, как ты…

– Фу.

Он пожал плечами, в его глазах плясали черти.

– Как можно быть настолько неприятной личностью? – фыркнула я.

– Настолько неприятной, что рядом со мной тебе не по себе?

– Фу! – повторила я, повернулась к лестнице и крикнула: – Март, когда будешь спускаться, захвати свою утку! Или ведро, меня тошнит!

– Дура! – послышалось сверху, голос принадлежал братцу.

Вишневский все еще терся рядом, я ткнула его локтем и буркнула:

– Отвали!

– Утка? – влез папуля, появившись из кабинета: – А я думал, у нас сегодня что-то с креветками. Ну вот… – Папа выглядел расстроенным, по непонятным причинам он утку не жаловал, как и любое мясо птицы в принципе. – Надо бы напомнить Ирине…

– Остановись, пап!

– Я думаю, креветки тоже будут, – пообещал Вишневский, хитро на меня поглядывая. Папуля перевел взгляд с меня на Андрея и почему-то улыбнулся.

– Господи, как я хочу домой! – закатила я глаза.

– Ирочка сказала, мы можем двигаться в сторону столовой, – появилась из гостиной мамуля. – Сентябрина, ты уже видела елку? На следующей неделе я приеду к тебе и мы что-нибудь придумаем и с твоей квартирой.

– Я уже придумала: купила ящик шампанского. Ромка обещал сделать башенную елку из бутылок, загорелся идеей.

Мамуля это проигнорировала и продолжила рассуждать об украшении моей квартиры. Недружным шагом мы двинулись в столовую. По дороге я задалась вопросом: почему каждый из членов семьи тащит на наш ужин кого попало, а мне такого не позволено? То есть, Ромка иногда меня сопровождал, но папуля друга недолюбливал и давал понять, что желает видеть меня в одиночестве. Ну и не то чтобы сам Ромка рвался в наш цирк… в общем, я решила, что в следующий раз без поддержки родственной души и ноги моей здесь не будет.

Мы расселись. Причем Март изменил традиции и пристроился по одну сторону стола со мной. Правда, между нами втиснулся Вишневский, наверняка специально. Счастливая парочка и мамуля оказались напротив, папа – как обычно, во главе стола.

– Похоже, утка отменяется, – заметил Симбирин-старший, заметно повеселев.

– Какая утка?! – ахнула мама, остальные обменялись недоуменными взглядами.

– Сентябрина сказала…

– Сентябрина вообще любит поговорить, – ожил Макар. Его глаза метали молнии: ясно, что Крокодилья невеста настучала о нашей девчачьей беседе.

– Виновна. Накажешь меня?

– Забуду.

– А мне нравится все, что ты говоришь, – шепнул сидящий рядом Вишневский. Меня передернуло от отвращения, я придвинулась к брату поближе.

К счастью, ненадолго все отвлеклись на салат. Только Вишневский жался все ближе, а я двигалась от него к Марту. В конце концов наше трио слилось в единую кучу, что не могло укрыться от папиного внимания:

– Почему рядом с моей дочерью все впадают в детство?

– Виновен! – признался Вишневский и даже не подумал отсесть подальше. В этом весь Андрей – ему все равно. Он, как Макар, не пытался произвести впечатление, не собирался вести себя как человек, которого пригласили на ужин в семью. Он вел себя, точно Андрей Вишневский десятилетней давности, тот же, что плевал на правила и поступал как вздумается и никогда этого не стеснялся.

Вот и сейчас… его рука совсем уж неприлично оказалась на моей ноге. Я посмотрела на Андрея убийственным взглядом, но тот лишь плечами пожал – мол, а что такого? Вишневский играл со мной во что-то, а я пока не разобралась, во что. Мы смотрели друг на друга, точно старые враги с неприличными мыслями в голове. И мне уж точно было не по себе от происходящего.

От Макара это не укрылось, он покраснел и придвинулся к невесте. Вместе они выглядели странно, как будто им некомфортно сидеть так близко. То ли напряженность обстановки сказывалась, то ли не все благополучно у них в раю. Макар понял, что совершил ошибку? Похоже на то. Я ведь сижу напротив, во всех смыслах более удачная партия. Красива, богата до неприличия, отец – солнышко, и чего еще парню в жизни надо? Самоутвердиться, вот что. А Крокодильная невеста чувствует все это, оттого тоже ерзает и мнется.

– Макар, ты нервничаешь? – Вишневский тоже заметил движение напротив.

– Что за глупости, – отмахнулся тот.

– Или тебе неловко?

– Андрей! – пискнула мамуля.

– Мы оба волнуемся о предстоящей свадьбе, правда, малыш? – прощебетала Крокодильша, глядя на Вишневского по-особенному злобно. Взгляд мне показался странным и вызывающим вопросы.

– Обожаю свадьбы.

– Особенно если жених и невеста в итоге доходят до алтаря, – поддакнула я.

– Нас сегодня слишком много, – пробормотал отец, мыслями он находился далеко от происходящего. Наверняка думал о проектах, инвестициях… в нашей семье главное –научиться не воспринимать происходящее всерьез.

Ирина появилась очень вовремя:

– А вот и ужин! – обрадовала она.

Все с готовностью схватились за столовые приборы. За едой разговор развалился: папуля с Макаром вяло обсуждали царящую политическую ситуацию, Крокодильда пялилась в тарелку, мама не нашла лучшего времени пристать к Марту с его лечением. Братец страдал от агорафобии и лечиться напрочь отказывался, аргументируя тем, что его все и так устраивает. Но сейчас, кажется, чувствовал себя неловко. Мама продолжала настаивать на новогодней вылазке, но Март никуда вылезать упорно не желал.

Вишневский же за неимением другого собеседника полез ко мне:

– Не хочешь прогуляться после ужина?

– Нет. И отодвинься уже от меня.

– Не могу. Всегда питал к тебе необъяснимую слабость, сама знаешь.

– Всегда – это семь лет назад? – скривилась я. – Вишневский, неужели ты влачил настолько жалкое существование, что тебе и вспомнить нечего, кроме слабости ко мне? Не заставляй меня плакать от жалости к тебе.

– Говорят, первая любовь не забывается, – невозмутимо пожал он плечами. – Наверное, поэтому все не могу выкинуть тебя из головы.