Читать книгу "Парижское эхо - Себастьян Фолкс"

Напротив меня в вагоне никого не было, поэтому я сумел хорошенько рассмотреть свое отражение в окне. В тусклом освещении я выглядел усталым, и под глазами лежали темные круги, но в остальном – очень даже симпатичный парень. Некоторое время я и мой двойник не сводили друг с друга глаз и даже не моргали.

На каждой маленькой станции на изогнутых стенах висели киноафиши, а на станциях побольше – широченные рекламные плакаты с изображениями бургеров и другой еды; то и дело мелькали надписи вроде «Все вкусы Италии» и фотографии детей в прыжке, с вытянутыми над головой руками, веселых и здоровых от того, что выпили какой-то особенный йогурт, или от того, что носили правильную одежду; а еще – повсюду были гигантские женщины без юбок, но в цветных полупрозрачных колготках и распахнутых пальто, на которых виднелись яркие бирки с названиями брендов. В воздухе чувствовался теплый смолистый запах.

И тут я заметил, что Сандрин надо мной смеется.

– Ну и видок у тебя! – Она вытаращила глаза и свесила язык.

Я притворился, что мне все равно. Но метро, конечно, было классным.

Станция «Сталинград» оказалась открытой. Над землей возвышались две платформы, поэтому вместо того, чтобы подняться вверх и выйти на улицу, мы спустились вниз – по ступеням, которые держались на железных подпорках, напоминавших виадук. Что-то подобное я видел в одном полицейском боевике, действие которого разворачивалось в Чикаго. Место было холодным и каким-то запущенным. На бульваре де ля Виллет мы прошли через огромный продуктовый рынок «Гоа», где на каждом перекошенном прилавке висели надписи с названиями какого-нибудь далекого места: «Китай», «Япония», «Антильские острова», «Африка», «Индийский океан» – и бог знает чего еще. Я знал, что Франция славилась своей кухней, но в том месте была какая угодно кухня, только не французская. Перегородки между прилавками были покрыты граффити.

Уголок с бесплатной кухней прятался под эстакадой станции метро. Рядом обнаружилась целая толпа приезжих африканцев с черной матовой кожей и сверкающими белыми глазами – из Либерии или Сенегала, а может, из какой-то другой страны к югу от Марокко. В руках они держали перевязанные цветными тряпками тюки с бесполезным барахлом на продажу. В литейных сводах платформы без умолку гудели поезда. В ожидании бесплатной порции супа африканцы пытались немного заработать: кто-то торговал чехлами для телефонов, кто-то – наркотиками. Говорили они на французском – очень громко и почти всегда в нос; голоса их то умолкали, то снова набирали силу. Кое-кто из них буравил меня взглядом, будто сомневаясь, что я достаточно голоден и темнокож, чтобы находиться в их компании. Тем не менее, когда женщина у стойки наконец-то протянула мне стакан, никто не попытался у меня его отнять. Вскоре я понял, что местный суп немногим лучше той жиденькой похлебки, что можно было попросить в столовой на площади Италии. И все-таки в горячем бульоне плавали зерна чечевицы и кружки моркови. Если подналечь на хлеб, вкус вполне сносный. Пластиковый стаканчик выглядел знакомо – почти как одноразовая посуда в марокканских забегаловках с дешевым кофе навынос, разве только размером поменьше, ну и сама порция куда скромнее.

Конечно, жизнь в девятнадцать лет имеет серьезные недостатки. Например, тебе постоянно хочется есть, и никакого стакана супа, пусть даже с хлебом, и близко не хватит, чтобы по-человечески набить живот. Да и хлеб тут был какой-то чудной, совсем непохожий на наши плоские лепешки: пекли его в форме багета – длинной трубы, которую полагалось рвать на куски прямо руками. Заметив на стойке почерневший банан, я быстро его схватил и хотел было спрятать в рюкзак, как вдруг Сандрин взяла меня под руку и решительно повела прочь.

Мы снова двинулись в путь и шли еще довольно долго, хотя на местности я почти не ориентировался. Мне только сразу показалось, что там, где пролегал наш путь, обычные французы предпочитали не задерживаться. Сандрин кашляла и выглядела совсем больной. Нам даже пришлось остановиться у одного дома, чтобы немного перевести дух. Мы присели на ступеньки подъезда, и девушка откинула голову к стене. Дышала она тяжело. На улице смеркалось.

– Мне нужно отдохнуть, – сказала Сандрин.

– А где же мы заночуем? – спросил я и на секунду растерялся от собственного вопроса.

Мне вдруг стало ясно, что о подобных вещах нужно беспокоиться заранее. Я приехал, не имея ни малейшего понятия о том, как буду жить. Мне так хотелось убежать, что ни о чем другом я и думать не мог. К тому же мне сказали, что другого выхода нет – только побег.

– Тут есть один чувак, зовут Ив. У него своя квартира чуть дальше по улице, я там как-то уже бывала.

– А сколько стоит?

– Нисколько.

– Тебе придется сделать ему минет?

– Нет. Тебе придется.

– Мне кажется, я не смогу.

– Малыш, я просто шучу. Чувак когда-то был торчком, а теперь ему нравится помогать людям.

– Какие наркотики он употреблял?

– Героин. Крэк.

– Ничего себе. Это очень серьезно.

– А я почему-то думала, что там, откуда ты приехал, наркотики принимают все.

– Только киф. Или маджун — это когда в киф добавляют финики, орехи и всякое такое.

Сам я ненавидел маджуп, хотя не стал об этом говорить. Редкая дрянь, которую невозможно правильно рассчитать. В конце концов ты обязательно переборщишь, но к тому моменту, как это поймешь, будет уже поздно.

Было ясно, что первым делом мне надо найти работу. Проводить вечера в компании китайцев совершенно не хотелось. Да и в компании других африканцев тоже. Так я никогда не встречу настоящую француженку! Я подумал о Лейле и о том, какой замечательной была бы моя жизнь, если бы мы были вместе: я, она и кредитка ее отца.

После того, как Сандрин немного передохнула, мы снова пошли вперед. Вскоре я понял, что иду один – моя подруга опять немного отстала. И тут у жилого дома с видом на канал меня остановила какая-то женщина. Она стояла у подъезда, сжимая в руках две хозяйственные сумки. По-французски она говорила с большим трудом, но я все-таки сумел разобрать общий смысл: женщина спрашивала, не хотел бы я зайти к ней домой.

Казалось, лучшего варианта и не придумать: Сандрин еле шла, а мне совсем не улыбалось спать на холодном полу наркопритона, до которого к тому же предстояло еще добраться.

– Спасибо, – ответил я. – Далеко идти?

– Пятьдесят евро.

Я решил, что она ошиблась, так как на французском языке вопросы: «Как далеко идти?» и «Сколько стоит?» – звучат одинаково – combie. Я уточнил вопрос:

– Я имел в виду, далеко ли отсюда ваш дом? Сто метров? Двести? – На этих словах я вдруг заметил, что женщина очень густо накрашена.

Ответила она до того быстро и неразборчиво, что я ничего не понял. Тут с нами наконец поравнялась Сандрин, которая теперь выглядела так, будто вот-вот упадет.

– Эта дама предложила мне переночевать у нее дома. Она живет где-то рядом, – сказал я Сандрин, а потом снова повернулся к женщине и спросил: – Можно мне вместе с подругой?