Читать книгу "Возроди меня - Тахира Мафи"

Наконец он вздыхает.

Я словно случайно прошел какое-то испытание.

– Ладно, – говорит он как-то нерешительно. – Я был уверен, что рано или поздно ты меня достанешь, и думал только об одном: не станет меня – Джеймс тоже не выживет. Я ведь весь его мир, понимаешь? Убьешь меня – убьешь и его. – Он смотрит на свои руки. – Я перестал спать по ночам, не ел. Я сходил с ума. Я не мог справиться с собой, с ситуацией, а ты, можно сказать, жил с нами… А Джульетта… Я… – он вздыхает, громко и долго. Прерывисто. – Я повел себя как сволочь. Я все свалил на нее, винил ее во всем. За то, что ушла, когда она была единственной, в ком я был уверен. Это моя вина, мой личный «багаж». Мне еще многое предстоит обдумать… – говорит он наконец. – У меня, видишь ли, проблемы с теми, кто меня бросает.

Некоторое время я не знал, что сказать. Я никогда не считал, что Кент склонен к сложной мыслительной деятельности. Мой дар чувствовать чужие эмоции и его умение скрывать свои сверхъестественные способности сделали из нас странную парочку. Меня всегда подводили к мысли, что он бесчувственный, как деревяшка, а Кент, оказывается, куда более сведущ в чувствах, чем я думал. И красноречив.

Странно видеть человека с родственной тебе ДНК, который так свободно говорит и безбоязненно признается в своих страхах и недостатках. Это как смотреть на солнце: вскоре приходится отвести взгляд.

– Я понимаю, – только и могу выдавить я.

Кент кашляет и подытоживает:

– Ну вот, я это к тому, что Джульетта была права. Под конец мы уже отдалились друг от друга. Все это, – он водит рукой между нами, – заставило меня многое понять. Она была права. Я всегда так отчаянно чего-то хотел – любви, привязанности или чего-то еще, не знаю, – он качает головой. – Наверное, мне просто хотелось верить, что между нами есть то, чего не было. Обстановка тогда была иной… Да я и был другим человеком. Но теперь я уяснил, что для меня главное.

Я вопросительно смотрю на него.

– Моя семья, – говорит Кент, встретившись со мной взглядом. – Это все, что меня волнует.

Джульетта

Мы не спеша возвращаемся на базу.

Я не горю желанием искать Уорнера для непростого и наверняка напряженного разговора, поэтому не тороплюсь. Я пробираюсь через оставшиеся с войны развалины, выбираю тропы между серыми обломками бараков, когда ничейная территория и закопченные остатки того, что там находилось, остаются позади. Я всегда страшно жалею, когда прогулка подходит к концу: меня одолевает болезненная ностальгия по одинаковым домикам с белым штакетником, заколоченным теперь магазинам и заброшенным банкам на улицах этой загубленной земли. Вот бы вернуть сюда жизнь!

Глубоко дышу, радуясь ледяному чистому воздуху, обжигающему легкие. Ветер крутится рядом, тянет, толкает, танцует со мной, путает волосы, и я иду против ветра, забываюсь в нем, открываю рот, чтобы надышаться. Я уже готова заулыбаться, когда Кенджи сумрачно смотрит на меня, и я сжимаю губы, извиняясь взглядом.

Мое неискреннее извинение мало его устраивает. Я заставляю Кенджи спуститься со мной к океану – моя любимая часть прогулки. Кенджи, напротив, это просто ненавидит, и с ним вполне согласны его сапоги, один из которых застревает в липкой грязи, покрывающей когда-то чистый песок.

– Ну чего смотреть на эту лужу мочи!

– Неправда, – возражаю я. – Касл говорит, что воды там определенно больше, чем мочи.

Кенджи лишь сердито смотрит на меня.

Он ворчит себе под нос, жалуясь, что его сапоги промокли, когда мы возвращаемся на дорогу. Я беспечно не обращаю внимания на его бурчание, твердо решив насладиться последними спокойными минутами, потому что это единственное время, которое я могу потратить на себя. Я медлю, оглядываясь на потрескавшиеся тротуары и провалившиеся крыши, вспоминая – иногда успешно – время, когда все было не так безнадежно.

– Слушай, а ты скучаешь по прежней жизни? – спрашиваю я Кенджи. – По тому, как все было раньше?

Кенджи стоит на одной ноге, счищая грязь с кожаного сапога. Он поднимает на меня взгляд.

– Не знаю, что, по-твоему, ты там помнишь, Джей, но прежняя жизнь была ненамного лучше теперешней.

– Ты о чем? – уточняю я, прислонившись к шесту старого уличного знака.

– Нет, это ты о чем? – возражает он. – Как ты можешь тосковать по прошлому? Ты же ненавидела жить с родителями! Сама говорила – они были отвратительные люди!

– Были, – я отворачиваюсь. – И увидеть я успела немного. Но кое-какие приятные моменты – до того, как Оздоровление захватило власть, – я помню. Наверное, мне не хватает дорогих сердцу мелочей… – Я оглядываюсь на Кенджи и улыбаюсь. – Понимаешь?

Он приподнимает бровь.

– Ну, вот звука тележки мороженщика в разгар дня или почтальона, разносившего почту по домам. Вечерами я сидела у окна и смотрела, как люди возвращаются домой с работы… – Я опускаю взгляд, вспоминая. – Хорошее было время…

– Хм.

– Ты не согласен?

Кенджи невесело улыбается, пока разглядывает свой сапог.

– Не знаю, Джей. В мой район мороженщики не забредали. Я помню мир усталым, расистским и нестабильным до чертиков, вполне созревшим для насильственного переворота и установления паршивого режима. Мы уже были разобщены, бери нас голыми руками… – Он длинно выдыхает и продолжает: – В восемь лет я сбежал из приюта и мало что помню о милых вещах, которые ты тут расписываешь.

Лишь через секунду ко мне возвращается дар речи:

– Ты жил в приюте?!

Кенджи коротко, безрадостно смеется.

– Ага. Около года болтался на улицах, проехал автостопом через всю страну – секторов тогда еще не было, а потом меня нашел Касл.

– Что?! – напрягаюсь я. – Почему ты молчал? За все время и словом не обмолвился…

Он пожимает плечами.

– А ты вообще знал своих родителей?

Кенджи кивает, не глядя на меня.

Я чувствую, как кровь холодеет в жилах.

– И что с ними сталось?

– Неважно.

– Еще как важно, – возражаю я, трогая его за локоть. – Кенджи!

– Это неважно, – упрямо повторяет он, отстраняясь. – У каждого свои проблемы и свое прошлое. К чему ворошить?

– Речь вовсе не о прошлом, – говорю я. – Я хочу знать. Твоя жизнь – тогда и теперь – мне небезразлична. – И снова я вспоминаю о Касле и его настойчивых уверениях, что мне нужно больше узнать о прошлом Уорнера.

Мне нужно больше узнать о людях, которые мне дороги.

Кенджи наконец улыбается, но от этого у него делается усталый вид. Взбежав по растрескавшейся каменной лестнице бывшей библиотеки, он садится на холодный бетон. Наша охрана ожидает рядом, не показываясь, однако, на глаза.