Читать книгу "Машина пробуждения - Дэвид Эдисон"

А башни были лишь проявлением болезни. Пусть Купол и вздымался выше любого из этих небоскребов и сиял совсем другим светом – золотисто-зеленым, полным жизни, – он беспокоил Сесстри куда больше, нежели какая-то там армия детей и чудища. Армии не вечны. Урон, нанесенный Неоглашенграду, лишившемуся своего властителя, оценить было куда сложней. Анархия, охватившая город за время кризиса, не сулила ничего хорошего.

Сесстри не слишком доверяла Эшеру, хотя бы ей того и хотелось. А еще она желала его, хотя ни на йоту не была готова довериться своим чувствам.

Если бы она только не соврала насчет того паренька. Если бы только Эшеру хватило здравомыслия не поверить ей или хотя бы благодушия, чтобы не тащить парня в Неподобие и не заставлять ее саму страдать под тяжестью совершенной ошибки. Сесстри не понимала бледного человека, – быть может, потому она так странно себя ощущала в его присутствии, словно вдруг утрачивая присущую ей остроту мысли и становясь более язвительной, менее утонченной.

Рассказав Эшеру практически обо всем, она скрыла от него самую значительную деталь. Уже по одному только покрою и материалу одежды Купера она определила, что культура, в которой он родился, пребывала в младенческом возрасте. От цивилизаций, незнакомых с окружающим их огромным мультиверсумом, так и разило весьма специфическим солипсизмом – ее собственный мир был точно таким же в этом отношении.

Но если Эшер узнает, что у Купера есть пупок… Да, он придет в ярость, но Сесстри была уверена, что сумеет что-нибудь придумать до того момента, как они вернутся. Никто из умерших не имел пупка, только рожденные, пребывающие в первом из своих тел, – лишь у них оставалась эта отметина, эта связь с матерью и своим единственным и неповторимым настоящим рождением. Сесстри коснулась рукой собственного живота – плоского, твердого и идеально гладкого. Ей не хотелось вспоминать про свой пупок и про то, как она его лишилась.

Чем больше она раздумывала над этим вопросом, тем меньше была уверена в том, как именно попал сюда Купер, – во всяком случае, она не находила ответа, к которому можно было бы прийти путем простых рассуждений. Нет, чем больше она думала о Купере, тем меньше понимала. Пупок. Он являл собой какую-то аномалию, делавшую происходящее еще более странным, и уверенность Сесстри в том, что Купер бесполезен, пошатнулась.

Что бы она делала, не выйди Эшер из комнаты до того, как она обнажила свою находку? Как она могла признаться ему, что понятия не имеет, как такое возможно? Обычные люди просто не могли переправиться между мирами, если сама смерть не сидела у них на веслах. Богоподобное существо – кто-нибудь вроде Первых людей – или невероятно могущественный смертный, разумеется, но чтобы простой рожденный, да еще такое дитя, как Купер, пробудился в своем изначальном теле, теле, полученном в результате зачатия? Этого Сесстри объяснить никак не могла.

И она не собиралась рассказывать Эшеру правду, если только ее не вынудят.

Она обеспокоенно прошлась по пустым комнатам. А ведь она никогда не испытывала чувства тревоги. И никогда раньше не лгала своему клиенту. Поэтому она была вдвойне расстроена, поднимаясь по лестнице маленького домика к югу от Руин и бульвара Крыльев и разглядывая вазу с пожухлыми наперстянками, стоявшую в пролете под небольшим эркерным окном. Вот так и прошел весь ее день, совершенно бесцельно, а не существовало ничего более удивительного, когда заходила речь о Сесстри Менфрикс, чем бесцельность.

Конечно, дело было не только в Купере – оставался еще и сварнинг, чье нарастающее с каждым днем присутствие она ощущала всей своей кожей. Все больше росла численность Умирающих паломников; Умирать им становилось все сложнее и сложнее, что беспокоило Эшера. И она его понимала… Возросшее количество Бессмертия порождало страх, природа которого отчасти была психологической, а отчасти – паранормальной. И совершенно непредсказуемой. Оно поражало молодых с той же легкостью, с какой и стариков, и весь воздух словно бы был заражен гниющими душами тех, кто должен был уже Умереть. «Сварнинг» – словечко из языка, про живых носителей которого никто не слыхал; он либо был немыслимо древним, либо же полностью выдуманным. Но если это слово действительно существовало, то, как смогла установить Сесстри, его значение лежало где-то между понятиями «подавленность», «тонуть» и даже «просветление», хотя какая из этих интерпретаций подходила в данном случае, оставалось открытым для обсуждения.

Смерть. Несмерть. Власть. Сварнинг. Ничто из этого не пугало Сесстри – все это была лишь пища для ее ума. Не более чем составляющая работы. Как и многие другие талантливые люди мультиверсума, Сесстри Менфрикс не позволяла вмешательству смерти прерывать ее исследования. Напротив, она даже расширила круг интересов, чтобы им не мешало существование, прерываемое порой сменой места жительства – по причине смерти, – и вскоре обнаружила, что потерянное из-за отсутствия непрерывности с лихвой окупалось общей продолжительностью. Вторая ее жизнь сложилась на редкость удачно: безмятежная, с доступом к многочисленным документам и сведениям, касавшимся огромного мультиверсума, о котором она и не подозревала, нося свое первое тело. В реальности, названной обитателями Пик Десмонда, Сесстри обзавелась семьей и плотно занялась исследованиями мультиверсума и основного способа перемещения в нем – смерти.

Что значит смерть для бессмертного историка? Что значит история для вечной женщины? Даже когда на Пик Десмонда обрушилась апокалиптическая война и спустившиеся с небес золотые машины разобрали весь мир на атомы, Сесстри осознавала, что обладает такой роскошью, как возможность искать ответы на вопросы в удобном для себя неспешном ритме. Но теперь ее вечному обучению угрожало возникновение сварнинга. А значит, предстояло с ним разобраться. Одна женщина против метафизического заболевания, пожирающего все вселенные? Конечно же, она могла с этим справиться.

Другие вопросы были куда менее приятными. К примеру, что такое любовь для женщины, никогда не встречавшей равного себе? Да и что, к слову сказать, такое любовь? Потемневшие наперстянки не ответили; напротив, они послужили причиной новым вопросам. Почему она не сменила воду в вазе?

Ах да, Эшер.

Она солгала, потому что Эшер пугал ее, а Сесстри еще в отрочестве поклялась никогда не бояться мужчин. Во всяком случае, хотя бы этому смог ее научить ее отец – Коний Владыка. Она обязательно поможет Эшеру с его проблемами, как только разберется с угрозой мультиверсуму.

Итак, вернемся к нашим баранам: Купер не мог прибыть сюда самостоятельно; от него даже не пахло могущественным волшебством, и он явно не был послом армии вторжения, явившейся из мира, достигшего невероятного технологического превосходства. Он был зауряден дальше некуда. Что оставляло ей не так уж и много вариантов, и все они в конечном итоге сводились к общему знаменателю, отчего Сесстри становилось не по себе: Первые люди. Боги, как называют их невежды. Она сама не разделяла подобного шарлатанства. Бесспорно, существовало сколько угодно созданий, которые были – или старались поддерживать такое мнение – совершенно непостижимы для человечества и других рас Третьих людей, вот только богами в подлинном смысле слова они не являлись. Такие же игроки в большой игре, только с более загребущими руками и карманами поглубже. Пускай они и были чем-то за гранью понимания простых смертных, причиной тому простая ограниченность этих самых смертных, а вовсе не чепуха, именуемая божественностью.