Читать книгу "Модное восхождение - Билл Каннингем"

Тогда-то я и нашел свою вторую модистку, покупая подержанные зеркала в магазине, который закрывался и распродавал обстановку. Девушки из этого магазина порекомендовали мне свою лучшую шляпницу — миссис Нильсен. Мы с миссис Нильсен договорились встретиться, и я немного побаивался, так как шляпы в том магазине показались мне старушечьими. Но я зря волновался: у нас с миссис Нильсен случилась любовь с первого взгляда. Я признался ей, что у меня нет денег, но я надеюсь заработать, она не устояла и захотела мне помочь. К тому же я выглядел так молодо, что ей с трудом верилось, что у меня свое дело. Брюки у меня износились и просвечивали на коленках.

Первый показ в новом салоне состоялся в январе 1950 года и, в отличие от моего премьерного показа в саду, куда пришла лишь Вирджиния Поуп, на этот раз в мои двери ворвался весь модный бомонд. Люди слетались на деньги миссис Харкнесс как пчелы на мед. В одночасье меня «открыли» все модные личности, жадно набрасывающиеся на все новое с деньгами.

Первым магазином, закупившим мои шляпы оптом, был Gunther Jaeckel. Байера звали мисс Лагош, она приобрела шляпы из моей первой весенней коллекции, и я до сих пор помню волнение, которое испытал, увидев свои творения в витрине магазина на Пятьдесят седьмой улице. Лучший комплимент для дизайнера — видеть свои вещи выставленными на продажу. За Gunther Jaeckel последовал Erlebacher’s — магазин из Вашингтона. Им понравились мои самые безумные модели, особенно одна, с которой я дал волю фантазии, — это была шляпа из губок для посуды, купленных в магазине «Все по пять и десять центов». Я обтянул ее золотым ламе и украсил длинными, торчащими во все стороны черными перьями. Конечно, основной доход приносили консервативные модели, но ближе по духу мне были фантазийные, причудливые шляпы. Меня всегда вдохновляли птицы и природа. Птица, взмывающая в воздух, грациозно расправив крылья, — именно этот образ побуждал меня на создание лучших шляп. К сожалению, покупательницы не разделяли мою точку зрения, и мне пришлось раздать все свои лучшие шляпы, чтобы освободить место для новых. Много лет спустя я узнал, что дизайнеры Парижа и Нью-Йорка раздают свои самые потрясающие и новаторские модели знаменитостям бесплатно, в рекламных целях. Так было всегда. Самая невероятная одежда, которую вы видите в глянцевых журналах, продается крайне редко. Зайдите в любой дорогой бутик на Пятой авеню в конце сезона, и вы увидите, что все самое потрясающее продается за четверть от исходной цены. Необычную одежду закупают, чтобы разбавить скучные повседневные вещи интересными, — ведь это и побуждает женщин покупать.

На заре своей карьеры я действительно был очень глуп. Я даже не знал имен голливудских знаменитостей. Однажды мисс Кин позвонила мне из приемной на первом этаже и сообщила, что ко мне поднимается Дороти Ламур посмотреть на шляпы. Кэти была жутко взволнована: впервые к нам в гости заглянула знаменитость. Когда я спросил, кто такая Дороти Ламур, она готова была меня убить!

Еще у меня была клиентка, для которой я шил шляпы целых семь лет, прежде чем мне сказали, кто она. В следующий визит я спросил ее — это была Кэй Фрэнси: правда ли, что она кинозвезда? Мисс Фрэнсис смеялась надо мной несколько недель и вспоминала, как здорово мы ладили все эти годы. Я относился к ней как к хорошему другу, без придыханий и дурацкого преклонения. И дело не в том, что знаменитости не производили на меня впечатления: просто я верил, что все люди равны. Как-то раз, еще до того, как меня уволили из Bonwit Teller, мистер Ховинг сказал: «Билл, да ты никого не боишься». Я в великом изумлении взглянул на него и произнес: «Ни один человек не должен бояться другого, хотя может уважать его за высокое положение».

В первые годы работы шляпным дизайнером я начал посещать костюмированные балы в Нью-Йорке. Накануне этих балов я давал волю воображению и придумывал совершенно фантастические костюмы для себя и друзей. Я не догадывался, что у каждого бала есть тема, и в создании костюмов руководствовался тем, что вдохновляло меня в текущий момент. Я сшил первый костюм для Кэти Кин, нарядив ее самым сексапильным страусом, которого вы когда-либо видели. За основу костюма я взял старый купальник Jantzen, мы расшили его перьями и стразами и прицепили длинный шлейф из страусиных перьев, делавший Кэти похожей на танцовщицу из «Фоли-Бержер». На голову ей я водрузил тюрбан, украшенный павлиньими перьями, — ну и птица из нее вышла! Меня ничуть не волновало, что я смешал разные перья, а Кэти в этом костюме чувствовала себя райской птичкой. Она дала мне полную творческую свободу с единственным условием: костюм должен был открывать ноги, ведь они были ее главным достоинством. Что до меня, я оделся как балерун и взял с собой двух живых куриц: белую и черную. Я позолотил их блестками, сунул под мышку, и мы направились в Waldorf, где бал уже был в самом разгаре. Я планировал внести позолоченных куриц в зал и выгуливать их там на поводках, украшенных драгоценными камнями, но в лобби отеля собралась большая толпа зевак — они толкались и пихались, пытаясь разглядеть костюмы, — и я решил, что можно уже сейчас показаться им во всем великолепии. Кэти дефилировала по лобби, а я тем временем выпустил куриц… и тут разразился такой переполох! Проклятые птицы обезумели и стали отчаянно рваться каждая в свою сторону, поводки натянулись, грозясь лопнуть. Наше роскошное шествие превратилось в полную неразбериху, зеваки хохотали, а моему достоинству был нанесен существенный урон. Я скакал по отелю, пытаясь поймать золоченых куриц, устроивших настоящий тарарам в ресторане «Павлинья аллея», дамы подняли визг, официанты носились как угорелые, пытаясь отловить птиц. Одну курицу вернуть так и не удалось: она вылетела через двери, ведущие на Парк-авеню, вызвала переполох у входа в отель, но кто-то из прохожих поймал ее и отказался отдавать — видимо, это был защитник птиц, который хотел сдать нас в полицию.

Короче говоря, приз за лучший костюм мы не выиграли, и на следующий день нам пришлось зарезать вторую курицу, потому что у нас не было денег на еду и иначе в выходные мы бы голодали. (В детстве я часто рубил головы цыплятам на тетиной ферме, так что меня этот момент не смутил.) Когда подошло время следующего бала, моя птичья мания еще продолжалась. На этот раз я нарядил Кэти цыпленком, вылезающим из половинки яйца. Я также изготовил двухметровую проволочную клетку, в которую «цыпленок» должен был залезть. Бедняжка Кэти ужасно провела вечер, пытаясь танцевать в клетке, но я не разрешал ей снять ее, так как это испортило бы костюм. На третьем балу мы наконец выиграли приз — заняли последнее место, а также чуть не устроили пожар в бальном зале отеля Astor. Наша костюмированная братия состояла из пяти друзей и меня. Вшестером мы изображали сцену на ферме: взяв громадный каркас кринолина в духе Марии-Антуанетты, я соорудил на его основе трехметровый стог настоящего сена. Внутрь мы поместили самого стеснительного нашего друга. Кэти снова выпало быть птицей, а я играл большого злого волка в страшной маске с потрясающе эффектными верхними клыками. Чтобы доставить стог из салона на бал, нам пришлось нанять фургон для переезда (а до этого стог висел посреди магазина на люстре и приводил в ярость многих клиентов из числа тех, что приходили за серьезными шляпами). А чтобы пронести стог в отель, мы накрыли его муслином, ведь пожарные не разрешили бы нам проникнуть на бал в легковоспламеняющихся костюмах. Но вот началось парадное шествие, мы сдернули покрывало, и наш стог продефилировал по бальному залу. Администрация отеля и пожарная охрана чуть не рухнули замертво от этого зрелища, и разразился грандиозный скандал: пожарные схватили стог и начали утаскивать его из зала, опасаясь, что кто-нибудь кинет в него спичку. Я клялся, что стог пожаробезопасный, хотя знал, что это не так, а мой стеснительный друг, прятавшийся в стоге, жутко рассердился, ведь его вместе с костюмом утащили с бала. Поэтому, когда его достали из стога, он вмазал кулаком по носу первому человеку, попавшемуся на его пути, — и началась потасовка. Мой друг ушел с бала с фингалом. Когда полицейские наконец вытащили проклятый стог на Сорок четвертую улицу, они решили проверить мое утверждение о его пожаробезопасности и поднесли к нему спичку. Как вы понимаете, стог вспыхнул словно сияющие неоновые огни на Бродвее!