Читать книгу "Retrum. Когда мы были мертвыми - Франсеск Миральес"

Поняв, что в ближайшее время уснуть не смогу, я сел и решил съесть еще одно яблоко из корзины. Покончив с ним, я открыл бутылку с водой и практически залпом опустошил ее наполовину.

Окончательно проснувшись, я вдруг задумался о том, что, наверное, невежливо спать на могильной плите, не удосужившись даже выяснить имя того, кто покоится под этим куском гранита. Я решил исправить свой промах, встал с плиты и направил на нее луч фонарика, который прихватил с собой из дому.

Слабый свет вырвал из темноты надпись, располагавшуюся по центру плиты. Прочитав короткий текст, я, признаться, похолодел от ужаса. Там было начертано мое имя — лишь оно, без фамилии. Место для даты рождения оставалось пустым, зато там, где полагалось фиксировать дату смерти, стояло число. Сегодняшнее.

Я почувствовал, что силы оставляют меня, но не испытывал при этом никакого страха.

На меня вдруг мгновенно напала непреодолимая сонливость. Уже падая на могильную плиту, я успел пожалеть отца, которому, судя по всему, предстояло стать в этом мире еще более одиноким. В общем-то, если бы не это, я чувствовал бы себя вполне готовым к отправлению в последний путь.

Сколько раз ты умирал?

То, что способно убить тебя, точно так же может тебя и возродить.

— Борис Божич —

Я очнулся и услышал гитарные аккорды. Мелодия звучала вполне отчетливо, тем не менее у меня возникло ощущение, что сам инструмент и исполнитель находятся где-то далеко от меня. К печальному перебору струн добавились ноты, издаваемые плохо настроенной скрипкой. Звучавшая мелодия почему-то напомнила мне танец блуждающих огней.

Эта песня была мне знакома.

Пока я силился разомкнуть слипающиеся веки, высокий тонкий голос пропел:

I'm now just behind you

Let me embrace your living corpse[5].

Открыв наконец глаза, я увидел ее.

Алексия, по всей видимости, сидела у меня в изголовье, и я мог рассмотреть только ее белое лицо. От остального мира и предрассветных сумерек меня закрывал полупрозрачный занавес из черных волос. Тонкий и в то же время острый аромат опьянял меня, бил в ноздри. Музыка продолжала играть, и я понял, что она звучит где- то совсем рядом от меня.

«Здесь, на том свете, пожалуй, не так уж и плохо», — мысленно сказал я себе, резко выпрямился и сел на край могильной плиты.

Алексия едва успела отпрянуть, чтобы мы с нею не столкнулись. Я огляделся. На соседней могиле сидел Роберт, выдававший арпеджио на гитаре. Рядом с ним стояла Лорена, под смычком которой и звучала скрипка, услышанная мною еще во сне.

Это была та самая песня, которая под Рождество донеслась до меня из-за кладбищенской ограды. Я дослушал ее до конца, наслаждаясь прозрачно чистым голосом Алексии, от которого у меня бежали мурашки по коже.

Наконец замер последний вздох скрипки, а следом перестал звучать и перебор гитарных струн.

Не происходи все это на кладбище, я непременно поаплодировал бы музыкантам и певице за столь замечательное исполнение отличной песни.

Учитывая обстоятельства, я ограничился лишь кратким замечанием:

— Этой песней можно мертвого поднять.

— Об этом и речь, — откликнулась Алексия, подсаживаясь ко мне.

Роберт и Лорена также подошли к нам с довольными улыбками на лицах.

— Принимай поздравления, — сказал мне Роберт. — Ты перешел на ту сторону.

— Не понял. Ты хочешь сказать, что я умер? — вздрогнув, переспросил я, вспоминая свое имя, высвеченное на могильной плите.

Обернувшись, я обнаружил его на том же месте, где видел в последний раз. Дата смерти тоже никуда не делась, не изменилась ни надень. Что-то мне подсказывало, что все это было зловещей, мрачной шуткой этой троицы.

— В некотором роде да, — ответила за друга Лорена, не выпуская скрипку из рук. — Нет, ты, конечно, продолжаешь оставаться в мире живых, но, как и мы, стал другим человеком. Того юноши, которым ты был, больше нет. Он умер. Ты же родился заново.

— Чтобы воскреснуть, сначала нужно умереть, — заметил Роберт.

Я в изумлении рассматривал эту странную троицу. В утреннем свете белый грим на их лицах еще разительнее контрастировал с черными нарядами.

— А эта песня — чья она?

— Моя, — отозвалась Алексия, — В ней поется о грустной девушке, которой нравится бродить по кладбищам, потому что она считает себя уже наполовину мертвой. Как-то раз под вечер, когда она протирала от мусора плиту на какой-то могиле, покойник, лежавший под этим камнем, ощутил себя наполовину живым. С этого и начинается…

— История их любви, — закончила за подругу Лорена. — Роман между жизнью и смертью.

Совсем растерявшись, я поинтересовался, как они все это подстроили и что будет дальше. Мне ответили, что им удалось сделать так, что я сам лег спать на собственной могиле, а остальное было делом техники исполнения их ритуалов. Меня разбудили песней, по сюжету которой мне отводилась роль ожившего мертвеца.

Пока что все сходилось с моими ощущениями и, в общем-то, выглядело весьма правдоподобно.

— А теперь что? — спросил я.

Девушки заговорщицки переглянулись и даже едва заметно улыбнулись друг другу.

Потом Лорена обратилась к своим товарищам с предложением:

— Так что, позволим ему пройти ритуал обретения бледности?

— Нет, это завтра, — вмешался в разговор Роберт. — Он и так уже бледный как покойник, после ночи, проведенной на таком холоде. На данный момент предлагаю считать нас смертными, но пока что живыми. Раз уж людям время от времени требуется поесть, то мое второе предложение будет таким: пошли все вместе завтракать!

Без масок

Солнце есть не что иное, как утренняя звезда.

— Генри Дэвид Торо —

Лихо перебравшись через кладбищенскую ограду, они втроем сели на ступеньках, ведущих к кованым воротам, и стали снимать макияж.

Меня поразило, насколько естественными были их движения, как легко они понимали друг друга, обмениваясь флакончиками с жидкостью для снятия грима и пачками салфеток. Две девушки и парень в этот момент походили на труппу профессиональных актеров, собравшуюся в гримерке. Впрочем, в какой-то мере они и были настоящими артистами.

Я, естественно, не удержался от вопросов:

— Зачем снимать грим?

— В бледном виде мы появляемся только на кладбище, — ответил мне Роберт, который, похоже, был самым здравомыслящим и терпеливым человеком из всей этой компании. — Ты что, хочешь, чтобы нас в городе приметили и стали узнавать? Нет, нам лишние проблемы не нужны.