Читать книгу "Мигранты - Виктор Косенков"

В Таллинне ничего подобного не было, и быть не могло по определению. В советские годы маленькая Европа держала марку. Да и места откровенно не хватало. Не размахнешься с парками, одним словом.

Оттого еще более странной казалась буйная растительность, выросшая посреди города.

И главное, рельсы-то где? Вроде бы он по ним шел…

Игорь встал и побрел к ближайшим развалинам. Перелез через упавший, вывороченный с корнем ясень, обошел колючий кустарник, взобрался на гору кирпича и битого шифера. Прикинул расположение фундамента. Получалось, что там, на другой стороне развалин, должна была быть улица. На уцелевшей части стены угадывалась арка подъезда. Морозов осторожно, чтобы не оступиться, преодолел руины и стал внимательно изучать углы здания.

Где-то тут, по логике, должна быть табличка с названием улицы. По ней можно сориентироваться.

Увы. Ничего подобного Игорь не обнаружил. Зато среди мусора нашел предмет, который заставил Морозова ненадолго забыть обо всем.

Нож!

Небольшой, ладонь в длину, грязный, но не ржавый, с хищно задранным носиком, наподобие финки. Простенькая пластиковая рукоятка была поцарапана, в одном месте сколота, но неплохо сохранилась.

— А вот это удачно! Ой как удачно!

Игорь подбросил нож, перекинул из ладони с ладонь.

— Нержавейка.

Сказать по правде, нож имел совершенно кухонно-самопальный вид. Этим, наверное, и объяснялось его «нержавеечное» происхождение и странная финкоподобная форма лезвия. Видимо, выточил его какой-нибудь местный дядя Петя. Или дядя Ваня, что сути не меняло. С советского времени тут осталось много заводов, которые с началом Перестройки были начисто распроданы, а то и вовсе снесены. Слесари же остались, промышляя кто чем в новой, незнакомой для них жизни.

Игорь сунул нож в карман и неожиданно вспомнил про крысу. Он вернулся и попытался найти тушку. Не удалось. Труп крысы исчез. То ли утащили не слишком брезгливые сородичи, то ли кто покрупней.

Игорь вздохнул, но не сильно расстроился. Найденный нож перевешивал любые потери.

В надежде выйти на дорогу, Игорь начал бродить по округе, все дальше и дальше уходя от развалин. В конце концов, он вышел к обветшавшей, но почти полностью сохранившейся часовне. Высокий, изогнутый клен пророс сквозь здание, поднявшись над крышей и раскинув над ней зеленый полог кроны.

— Живые и мертвые… — прошептал Морозов.

Кладбищенский парк — место, где с восемнадцатого века хоронили моряков, — разросся до неузнаваемого состояния, одичал, превратился в лес. Почва, благодаря старым могилам, тут всегда была добротная…

— Как же это я такого кругаля дал?

Игорь огляделся. Получалось, что он в какой-то момент потерял направление и ушел от трамвайных путей в сторону. Эти места он помнил плохо, потому что обычно гулял с девушками в старом городе, на Вышгороде, где было больше романтики и всяких красивостей. А на старом кладбище… какая к черту романтика?

Игорь на глазок прикинул направление и пошел в ту сторону, где, как ему казалось, раньше проходила дорога.

Скоро деревья поредели, идти стало легче, и Игорь выбрел на потрескавшийся, белесый асфальт. Под фальшиво легкомысленным, солнечным небом тихо догнивали остатки трамвайной остановки.

В целом, разрушений здесь было меньше. Зелени тоже. Деревья и кустарники не сумели сильно разрастись. Трава, как в центре города, торчала там и тут, взламывала асфальт, но не сплошным ковром, а клочками. На некоторых домах неплохо сохранились крыши.

Игорь обратил внимание, что некоторые окна заколочены. И, судя по всему, совсем недавно.

Люди…

Морозов задумался.

Что делать? Кричать? Звать кого-то?

Возможно.

Но для чего? Спросить дорогу? Узнать, что произошло?

Так дорогу он и сам знает, а что произошло… Почему-то ему казалось, что на этот вопрос вряд ли кто сумеет внятно ответить.

С другой стороны, он уже столько времени не видел людей…

Хотя нет. Стоп.

Людей он как раз видел. Совсем недавно. Этой ночью. И снова встречаться с ними не имел никакого желания.

Странный все-таки зверь человек. И с себе подобными ему плохо, и в одиночестве жизни никакой нет.

И все-таки любопытство пересилило. Кричать и привлекать к себе внимание Игорь не стал, но в подъезд, стараясь не шуметь, зашел.

Тут жили. Лестницы были очищены от мусора и ссыпавшейся штукатурки. Побитые кирпичи и прочий хлам, лежали аккуратными кучками. На нижних этажах двери квартир были либо распахнуты, либо вовсе отсутствовали.

В них Морозов соваться не стал. Он поднялся выше, на третий этаж, потому что именно на нем еще с улицы приметил забитые окна.

Здесь двери всех четырех квартир были заперты.

Игорь потоптался в нерешительности и, собравшись с духом, постучал в дверь с кривым облезлым номером «9».

Секунда, другая. Тихо.

Морозов занес было руку, чтобы стукнуть повторно, но в квартире послышались шаркающие шаги.

— Какого надо? — донесся из-за двери глухой старческий голос.

— Я… Меня…

Игорь осекся. Нахмурился. В самом деле: какого надо-то?

Сказал, наконец:

— Меня Игорем зовут.

— И что с того? Сплясать? Пшел отсюда! Уходи! А то собаку спущу!

— А где все-то?

— Ой, нечего паясничать, а! Жрать тут нечего. Всё! Давай, шевели копытами! Вали-вали!

— Да я не жрать, я не понимаю ничего…

— А я понимаю? Справочное бюро, прям.

— Я на корабле проснулся. А тут черт-те что творится… Да откройте!

— Пошел в жопу, морячок! На корабле он проснулся… А я тут проснулся. И что с того? Сто лет в квартире прожил, и ничего. И еще проживу. Пошли вы все! Понял? Не вытащишь меня! Так сиплому вашему и передай. Не вытащишь. Не пойду никуда. Дурачка нашли? Сами вы кретины безмозглые…

Старик еще долго брызгал желчью. Морозов не уходил, просто слушал. Молча. В этом было какое-то странное удовольствие: слышать хоть и бранную, но человеческую речь.

Наконец, дед замолчал.

Наступила тишина.

— Эй, — через минуту снова подал голос старик. — Ты там еще?

— Это ты, дед, там. А я тут.

— Тут он… Ты вот что, морячок, ты в «двенадцатую» постучись.

— Куда?

— Напротив!

Игорь оглянулся.

— С клеенкой, что ли?

— Ara, ага. С ней, с клеенкой.

Обитая поблекшей клеенкой дверь выглядела вполне надежно. Правда, номера на ней не сохранилось.