Читать книгу "Крест Морриган - Нора Робертс"

— Думаешь, у меня есть выбор?

— О, да. — Киан снова выпрямился. — Выбор всегда есть. За множество своих жизней мне не раз приходилось его делать. — Он прикрыл глаза, лениво потягивая вино. — Что-то назревает. Я слышу глухой гул в том мире, который находится внизу, под нашим. В его темных уголках.

— Если ты прав, все гораздо серьезнее, чем я думал. Нужно быть начеку. Как правило, я не общаюсь с вампирами.

Хойт нахмурился, вспомнив, что Киан всегда был очень общительным.

— Почему?

— Потому что в большинстве своем они лжецы и убийцы и, кроме того, слишком много внимания уделяют собственной персоне. Люди, которые имеют с ними дело, — либо безумцы, либо обреченные. Я плачу налоги, мои документы в полном порядке. Сижу тихо и не высовываюсь. Примерно раз в десять лет переезжаю и меняю имя, чтобы замести следы.

— Из твоих слов я и половины не понял.

— Как это ни парадоксально, — продолжил Киан, — эта битва только всем сделает хуже. Так всегда бывает с массовыми убийствами, и те демоны, которые собираются уничтожить мир, глупы и недальновидны. Мы должны научиться жить в этом мире. Так?

Киан умолк. Сосредоточившись, он мог бы услышать каждый удар сердца брата, малейшее изменение в звуке включенного кондиционера, жужжание электрической лампочки на столе. Или, наоборот, отключиться и не слышать их, не обращать внимания на привычный шум.

Он научился управлять собой — времени для этого у него было достаточно.

Выбор. А почему бы и нет?

— Все сводится к крови, — сказал Киан, не открывая глаз. — В конечном итоге все сводится к крови. Без нее мы не выживем — ни вы, ни мы. Именно ее мы приносим в жертву — богам, которым вы поклоняетесь, государствам, женщинам. И проливаем по тем же причинам. Хотя таких, как я, причины не интересуют.

Теперь он открыл глаза, демонстрируя Хойту, что в них может гореть красный огонь.

— Мы просто насыщаемся этой кровью. Стремимся к ней, жаждем ее. Без нее мы прекратим существование. Мы созданы для того, чтобы охотиться, убивать, пить кровь. Одним из нас это нравится больше, другим — меньше. Как и людям. Некоторые получают удовольствие, причиняя боль, нагоняя страх, истязая и пытая добычу. Как и люди, мы все разные, Хойт.

— Ты убийца.

— А когда ты в лесу охотишься на оленя и отнимаешь у него жизнь, это ты не считаешь убийством? Для нас вы точно такая же дичь, не больше и не меньше.

— Я видел твою смерть.

— Падение со скалы еще не значит…

— Нет, я видел, как она тебя убила. Сначала мне показалось, что это сон. Ты выходишь из таверны и садишься в ее карету. Вы бросаетесь в объятия друг друга, и карета уезжает из деревни. А потом ее глаза меняются, в темноте сверкают клыки, и она впивается в твое горло. Я вижу твое лицо. Боль, потрясение и…

— Похоть, — закончил за него Киан. — Экстаз. Довольно сильное ощущение.

— Ты пытался бороться, но она набросилась на тебя, словно дикий зверь. Мне показалось, ты мертв, но это было не так. Вернее, не совсем так.

— Нет. Для того, чтобы насытиться, вампир просто пьет кровь своей жертвы. Но чтобы изменилась сущность человека, этот самый человек должен вкусить крови своего убийцы.

— Она вспорола себе грудь и прижала твой рот к ране. Ты пытался сопротивляться, но затем начал сосать, словно младенец.

— Соблазн очень силен, и, кроме того, это вопрос выживания. Либо пить кровь, либо умереть.

— Сделав свое дело, она швырнула тебя на дорогу и уехала. Там я тебя и нашел. — Хойт сделал большой глоток, чтобы унять подступившую к горлу тошноту. — Перепачканного кровью и грязью. Так ты надеялся выжить? К подстреленной на охоте дичи и то проявляют больше уважения.

— Будешь меня поучать? — Киан встал и снова потянулся за бутылкой. — Или ты пришел за знаниями?

— За знаниями.

— Так вот. Одни вампиры охотятся группами, другие — поодиночке. Мы наиболее уязвимы в момент пробуждения — когда впервые восстаем из могилы, или вечером, если весь день спали. Мы ночные существа. Солнце для нас — смерть.

— Вы сгораете в его лучах.

— Ага, кое-что тебе уже известно.

— Видел. Они охотились на меня, когда я возвращался домой. В облике волков.

— Менять облик могут только вампиры, достигшие определенного возраста и силы, находящиеся под покровительством другого могущественного демона. Большинство же вынуждено мириться с тем обликом, в котором они умерли. Физически мы не стареем. Еще одно приятное дополнение.

— Да, ты, пожалуй, не изменился, — отметил Хойт. — Хотя есть немного. И дело не только в одежде или прическе. Ты двигаешься иначе.

— Я не тот, что прежде, и ты должен это запомнить. Наши чувства обостряются, и чем дольше мы живем, тем эти чувства сильнее. Огонь, как и солнце, для нас смертелен. Святая вода, если она освящена должным образом, обжигает нас, а крест, который носят с верой в душе, нас отгоняет.

Кресты, подумал Хойт. Морриган дала ему кресты. Он почувствовал некоторое облегчение.

— А вот мечи, кинжалы — любое металлическое оружие — абсолютно бесполезны, — продолжал Киан. — Разве что ты ухитришься отрубить голову. Тут уж ничего не поделаешь. Но в целом…

Он снова встал, взял кинжал Хойта, подбросил его в воздух, ловко поймал и вонзил клинок себе в грудь.

При виде крови, обагрившей рубашку брата, Хойт вскочил.

— Забыл, как это больно. — Поморщившись, Киан выдернул кинжал из раны. — Наказание за хвастовство. Но если проделать то же самое деревянным предметом, мы мертвы. Но пронзить нужно именно сердце. Мы умираем в муках — так мне говорили.

Он достал носовой платок и вытер лезвие. Затем снял рубашку. Рана уже начала затягиваться.

— Один раз мы уже умерли, и теперь уничтожить нас не так просто. Мы яростно сражаемся с тем, кто пытается нас убить. Лестат — самый старый вампир из тех, кого я знаю. И самый жестокий. — Киан умолк, задумчиво разглядывая вино. — Как наша мать?

— Она в отчаянии. Ты был ее любимцем. — Встретив взгляд Киана, Хойт передернул плечами. — Мы оба это знали. Просила меня попытаться поискать способ вернуть тебя. Горе ее так велико, что ни о чем другом она думать не могла.

— Думаю, даже твоя магия не способна оживить мертвых. Или вампиров.

— Той ночью я пошел к твоей могиле — молить богов, чтобы они успокоили сердце матери. И нашел тебя, с головы до ног покрытого грязью.

— Выкарабкиваться из могилы — работа не из чистых.

— Ты пожирал кролика.

— Вероятно, ничего другого не мог найти. Не помню. Первые несколько часов после пробуждения ничего не понимаешь и не чувствуешь. Только голод.

— Ты убежал от меня. Я увидел, в кого ты превратился — слухи о подобных существах ходили и раньше, — и ты убежал. В ту ночь я пошел на утес по просьбе матери. Она умоляла меня найти способ разрушить чары.