Читать книгу "Душа тьмы - Дин Кунц"

Половина демонстрантов устремилась по аллее направо, другая половина — по улице. Они что-то распевали, хотя я не мог понять, что именно. За ними ехал “ревунок”, из его башни торчал ствол газомета, который поливал их какой-то дрянью. Демонстранты ругали наше правительство, вражеские правительства и все прочее заодно. Светофор мигнул, и тут я увидел, как “ревунок” проехался по упавшей девушке, переломив ее позвоночник, словно хворостинку. Это никоим образом не было частью стандартной процедуры разгона демонстрации. Но прежде чем я успел подумать, что это всего лишь несчастный случай, водитель бронированной машины наехал на паренька лет семнадцати, впечатал его в фонарный столб и двинулся дальше.

Вспыхнул свет. Я проехал мимо, чтобы не создавать пробки.

Мне пришлось объехать один из перекрестков, на котором сидело несколько сот человек — в знак гражданского неповиновения. Я впервые заметил, что среди молодежи были и люди постарше. Да нет, там, пожалуй, собралось куда больше взрослых, чем юнцов.

Выбрав другой маршрут, я погнал к ИС-комплексу. Что случилось с тех пор, как я слушал новости в последний раз, почему среди них столько взрослых? Сердце застучало быстрее. Что же такое случилось?

Единственное, что я мог делать, — сканировать мозг Ребенка в поисках нового оружия, чтобы крепла мощь нашей страны и мы могли победить, если начнется война, чтобы в конце концов вернуть видимость нормальной жизни, в которой мы с Мелиндой найдем свою нишу и уединимся там.

Полагаю, это не слишком благородно. Но сама война не оставляет места для благородства. Выживают самые умные и хитрые. И даже им не всегда удается избежать потерь.

За то время, пока я добирался до здания ИС, у меня созрело решение. Я любил Мелинду. Я боялся Ребенка. Он смог вышвырнуть меня из своего разума и, вероятно, способен даже поглотить. Что скрывалось за его повторяющимися предупреждениями и просьбами оставить его в покое? Вчера я нашел зацепку — что-то в Б-ассоциациях, что-то связанное с Богом. Я не горел желанием принести себя в жертву этому сильному измененному сознанию, однако не мог и позволить войне, разрушению коснуться моей жизни, погубить первое теплое отношение к женщине. Жизнь — это единственное, что достойно жизни, и я не позволю китайцам забрать ее у меня. А потому заберусь в разум Ребенка в последний раз, поймаю там, что смогу, и вытащу. А потом уйду, получу свои денежки и быстренько смоюсь. И первое, что я скажу им сегодня после возвращения: работа окончена, идите с миром.

И, как бывает с большинством планов, все пошло совсем не так, как я предполагал.

Они ждали меня. Морсфаген стоял посреди комнаты, где царила суматоха — рассыльные сновали туда-сюда с кипами бумаг. Генерал делал кому-то знаки, отдавал приказания и ухитрялся каким-то удивительным образом все время знать, что происходит с Ребенком. Харри нервно сжимал руки, хрустя пальцами. Под глазами у него залегли глубокие тени, левую щеку кривил застарелый тик, волосы перепутались.

Желая узнать, что же волнует его, я, нарушив правило, которое сам же и установил, вторгся в его сознание.

На поверхности его рассудка был мысленный образ тела, плавающего в луже крови. Под ним я прочел: “ВОЙНА”. Слухи стали реальностью. Пламя разгоралось жарче, хотя детали растворялись. Черное, разлагающееся тело в луже застывшей крови...

Потрясенный, я сел у стола и посмотрел на Морсфагена. На лице генерала выступила испарина. В руках он держал пачку сводок и отчетов — и руки его, как мне показалось, едва заметно дрожали.

Черт их побери! Черт побери их всех!

— Можно узнать подробности? — спросил я.

— Союзные войска атаковали китайские дивизии, которые пересекли Амур, и вытеснили их обратно на китайскую территорию. Убито сорок семь китайцев, четыре японца. Семеро наших: два американца, один англичанин, остальные — русские. Через час Завитинск словно перестал существовать. Никто не отвечает на радиограммы. Стартовая площадка ядерных ракет не реагирует на вызовы. Из Белогорска сообщают о толчках и странном свечении в небе. Сейсмографы подтверждают, что взорвана компактная бомба. Наши войска на границе тоже больше не отвечают. Азиаты, охваченные жаждой мести, вероятно, двинулись на русские территории. Пока никаких реальных подтверждений. Можно делать ставки.

— Я помогу.

— В этом вы чертовски правы! — Выражение лица Морсфагена при этом было не из приятных.

— Он готов? — спросил я. Генерал посмотрел на Ребенка.

— В трансе. Мы ждали вас, чтобы ввести циннамид. Где вы были всю ночь? Что думаете о вчерашнем?

Я пожал плечами:

— Только то, что уже сказал. Он вышвырнул меня вон, потому что мне удалось найти мысленный поток, который он не хотел мне показывать. Ему это удалось, так как я ничего подобного не ожидал. Я недооценил его потенциал, но больше такой ошибки не допущу.

— Уверены?

— Насколько это возможно.

— Ну, тогда начнем.

— Сначала нужно сделать следующее, — потребовал я. — Выведите его из транса и скажите, будто меня еще нет — я куда-то исчез, и, пока меня найдут, вы начнете без меня. Предупредите, что станете его спрашивать под наркотиком, и посоветуйте не сопротивляться, иначе, мол, будет хуже. Задайте пару вопросов. Но только чтобы это выглядело убедительно. Когда он впадет в транс, я тайно приду. Возможно, он даже не узнает о моем присутствии.

Черное раздувшееся тело (Мелинда!) в луже крови...

К чертовой матери их всех! Морсфаген распорядился вывезти мутанта из ком-даты и предпринять предложенные мной действия.

— Ты уверен в своих силах, Сим? — спросил Карри.

Похоже, он хотел, чтобы я покончил с этим делом, но мы оба знали, что это нереально. Только Ребенок способен изобрести абсолютное оружие, которое сделает войну потенциально невозможной, и я не мог уйти, пока он не справится с поставленной нами задачей, — и, возможно, должен был заставить его делать то, чего он не хочет.

Через десять минут они вернули Ребенка в комнату. Он был в трансе и под наркотиком.

Весь мир лег мне на плечи. Смерть шагала подле меня...

...и как кот на мягких лапках, я шел тихо-тихо, крался... Словно привидение в старом доме — не принимая облика. Подобно весеннему бризу в траве. Я шел, и шаги мои были легки.

Они не будили эха. А в лабиринте оказалось куда теплее, чем обычно. Стены были неприятно горячими на ощупь — странное изменение, прежде здесь царил холод. Я осторожно выглянул из-за угла и увидел Минотавра. Не подозревая о моем присутствии, он читал Библию в кожаном переплете, полностью поглощенный этим занятием.

Медленно, чтобы не потревожить, я прошел мимо. Он не заметил.

Пасифая, вот твое страшное дитя.

Минос, твой лабиринт уродлив. Его нужно раскрасить и сделать удобнее.

Тезей, оставь свой меч в ножнах, ибо не нужно убивать печального и скромного Минотавра.