Читать книгу "Вокруг света за 100 дней и 100 рублей - Дмитрий Иуанов"

Весь вечер я метался и орал на Якуба Коласа, Немигу и Янку Купалу. От любых разговоров становилось только хуже. Я боялся этого, но, возможно, именно то, чего мы боимся, оказывается для нас полезнее всего.

Мы осознаем себя в координатах относительно других людей и социума. Я тщательно стирал их и теперь наконец был готов подойти к тому, за чем так давно гонялся. Какая же это страшная вещь! То, что мы называем свободой. Кажется, мне можно дотронуться до нее рукой. Я бегал по проспекту Независимости и голодными глазами смотрел на людей, пытаясь попросить их о том, чтобы они отгородили меня от последнего шага. Стемнело, и в лужах растаявшего снега отражались волны черного неба. Я шлепал по нему ногами, а потом упал в него головой, распластавшись посреди улицы. Меня разрывало на клочья. Из глаз текли слезы, пробивая дыры в бело-желтом слое гололеда. Я вжимался в землю, как в мать. Хотелось провалиться вниз, к ее ядру, к ее нутру, чтобы не терпеть трансформацию сознания. Я был выброшен из системы, был вне ценностей всех проходящих мимо людей. И без этих ценностей стало казаться, что я был жив больше, чем на единицу, больше, чем на целое. Охереть, какие же правда и свобода страшные штуки. На хрен они нужны.

Свобода находится в голове и сердце человека, а поступки — ее следствие. Можно быть свободным, сидя в тюрьме с пустыми карманами, и запертым, нежась с миллионом долларов на пляже океана. Свобода — это отражение всего ужаса человека, который он пережил.

Кажется, я чувствовал ее. Это было жутко. Это можно сравнить с тем, что меня запихнули в скафандр, дали бесконечный запас еды и воды и выкинули в открытый космос. Ты на свободе, можешь делать все, что захочешь! Митинговать против кого угодно, претендовать на любое государство, выбирать какой угораздит род деятельности или каких угодно сексуальных партнеров, отдавать предпочтение любому виду творчества и кричать что взбредет в голову. Это страшно. Куда податься? Где правда? Стало казаться, что многим людям эта портящая свобода совершенно не нужна, а нужна только по-настоящему опытным и мудрым созданиям. А то что ж у нас за общество выйдет? Думаю, вбей безоценочную свободу в голову каждого, так мир перевернется, а лет через сто-двести придет абсолютно к тому же распределению ролей, что и сейчас, — это удобно, каждый знает, что делать. Как по мне, так человечество к свободе не готово. Задумываюсь, готов ли я?

Нет. Свобода для очень-очень крутых. Которым пора улетать. Если мы пришли сюда, на эту планету, то не просто так. Мы должны играть по ее канонам — они изящны. Наверное, ближе к смерти я смогу отказаться от материи и произвести подготовку. Но, чтобы отказаться, надо нарастить. Как Лев Толстой! Крутой был мужик.

И стало мне от этой идеи проще, словно удалось заземлиться. И пошел я на вписку на Авиастроительную, где ел пельмени и играл с котом. Перед сном я открыл дневник и записал:

Завтра все закончится. Не верю, что не нужно будет искать «Макдоналдс», чтобы найти вай-фай, чтобы найти ночлег, не нужно будет придумывать очередной способ пробраться в метро или автобус, не нужно будет закидывать за спину рюкзак и смотреть, где в округе ближайшая трасса, можно будет просто переступить порог дома, обнять семью, рухнуть одному посреди комнаты в четырех стенах, упереться взглядом в потолок, закрыть дрожащие глаза и нарисовать жирную точку, а после нее начать выводить новую букву.

Наутро восемнадцатого декабря я очухался в Орше, городке на востоке Беларуси, откуда до границы с Россией оставалось около пятидесяти километров. От одной мысли, что придется снова выходить на трассу и ловить попутки, стало муторно. Через Оршу проходили поезда, следовавшие в Смоленск, и мне захотелось вписаться в один из них. Стоимость билета через границу начиналась от 1200 рублей, а время в пути составляло полтора часа — никак не соотносящиеся друг с другом цифры. Около трех лет назад в этом же месте я договорился с проводником проехать в вагонном туалете за триста рублей, и сейчас хотел сделать то же самое, но без денег. Как только поезд остановился, я направился применять свои уговаривательные способности. Но ни один контролер, проводник, путевой и сам начальник поезда намека не подал, что готов впустить внутрь даже за пять тысяч рублей — все смело слали подальше. Коррупцию в поездах в России искореняют!

Мои старательные уговоры прервало сообщение на телефоне. «Димон, мы приехали за тобой! Ждем тебя под Смоленском в тачке. Давай дуй сюда, в Москву поедем!» Такие радостные вести принесли мои друзья Коля и Женя, сорвавшиеся с работы для того, чтобы встретить пацана в кепке. Я направился к справочному окну вокзала.

— Добры дзень! Мне надо добраться до Смоленска любым способом прямо сейчас. Когда будет следующий автобус?

— Завтра в девять утра.

— Когда будет следующий поезд?

— Сегодня в девять вечера.

— Когда будет электричка?

— Не будет, отменили.

— Как добраться до Смоленска прямо сейчас?

— Заказать такси.

Я отошел от справочного окна, чтобы обмозговать варианты. На меня тут же набросился очередной полицейский — третий за сутки — со стандартными проверками содержимого рюкзака и сознания. Рядом на скамейке сидели семь бабушек в одинаковых позах и в абсолютно одинаковых черных шапках. Мне хотелось поскорее свалить отсюда. Делать нечего, в крайний раз за путешествие я побрел на все ту же трассу в поле, поднял все тот же палец, торчащий из все той же дырки в перчатке, и через пять минут застопил усатого белоруса.

— Откуда мчишь-то, куда путь держишь?

Я посмотрел в его большие добродушные глаза, на потертый руль и припорошенную снегом дорогу. Мне было смешно, печально и больно отвечать правду.

— Я из путешествия возвращаюсь домой в Москву.

— Ааа, ну, молодец, правильно делаешь! Мы за вас, русаков, всегда болеем. Запрыгивай, до Смоленска подвезу!

То ли снег ложился на дорогу, то ли мой мозг. За сто дней она стала домом, постелью, кафе, университетом, храмом и транспортным средством, а уже через 30 километров была готова отблагодарить и кинуться к другому путнику. Наш краткий, но бешеный роман подходил к концу. Как бы мудра, опытна и статна ни была моя партнерша бальзаковского возраста, мы прощались широкими объятиями и вспоминали теплые моменты.

Я попросил поставить веселую музыку, и водитель включил песню из советского мультфильма «Остров сокровищ». Из тихих колонок послышались слова «До конца всего осталось несколько минут, и меня (какая жалость!), видно, не убьют». Спустя полсотни километров мы остановились у машины моих друзей, одиноко стоящей сразу после границы на парковке. Я отблагодарил белоруса за заключительный автостоп путешествия и заглянул за стекло. На откинутых сиденьях мирно посапывали Коля и Женя.

ПРАВИЛО ПУТЕШЕСТВЕННИКА № 2 — если ты думаешь, что для достижения результата сделал все, надо сделать больше, чем все.

До конца истрепанной тетрадки «Вокруг света за 100 дней и 100 рублей» оставалась пара страниц. За последние сутки мне удалось прочитать все глупые и умные слова, написанные в России, Казахстане, Монголии, Китае, Гонконге, США, Мексике, Бельгии, Франции, Люксембурге, Германии, Польше и Беларуси, взвалить и растрепать всю ношу по ветру. Я кинул рюкзак в снег, сложил руки и поднял голову вверх. Все то, от чего отчищал себя три месяца, готово было накинуться вновь. Идентификация себя в семье, государстве, социуме, оценка сквозь ожидания друзей, девушки, родителей, учителей, восприятие мира сквозь призму поколений и опыта — все это уже стояло у порога осознания и готово было ворваться, отыскать новоиспеченную личность, растерзать и восторжествовать вновь. Победитель в этой борьбе был известен задолго до рождения, но сам факт ее свершения значил больше. Я открыл дверь машины и ринулся в прежний мир.