Читать книгу "Коломбина для Рыжего - Янина Логвин"

– Я тебя люблю больше.

– Нет, я.

– Я. И не спорь со мной! Твой мужчина лучше знает!

Глупая перепалка, почти что детская игра, но кому какое дело до наших чувств, если это касается только нас двоих? И мы снова смотрим друг на друга и признаемся в любви, больше не пользуясь словами, разговаривая на языке прикосновений и взглядов.

Виктор свободно владеет английским. В раннем детстве он прожил с родителями в Нью-Йорке больше двух лет, пока Карловна обучалась в знаменитой школе моды и дизайна «Parsons», сама заявляя о себе, как о молодом перспективном дизайнере. В этом городе у Артемьевых много друзей и знакомых, давно позабытых родственников, но мы приехали сюда, чтобы побыть вдвоем, и Нью-Йорк, с его многомиллионной толчеей и насыщенной событиями жизнью, обещает подарить нам это уединение, надежно укрыв от посторонних глаз.

Я тоже неплохо знаю английский. Не хуже обычного русскоязычного студента, в свое время решившего разобраться с таким понятием, как «инфинитив», но опыта общения у меня нет совсем, и заговаривать с американцами я не решаюсь. Разве что бросаю направо и налево: «Здравствуйте. Спасибо. Извините». Дежурные фразы, без которых, кажется, здесь не обходится ни один нормальный человек.

– Спасибо, – говорю работнику знаменитого отеля «Жемчужина», переступив порог шикарного номера, в ответ на пожелание хорошего отдыха и профессиональную улыбку. Но едва он уходит с чаевыми в кармане, поднимаю на Рыжего осторожный взгляд.

– Витька, ты же сказал, что это – самая дешевая гостиница. Снова пошутил?

– Я? – искренне удивляется муж. – И не думал даже. Не «самая дешевая», репейничек, а бюджетная и недорогая, – мягко уточняет. – А это, согласись, две большие разницы.

Я не отвожу от него хмурого взгляда, и он сдается:

– Ну, хорошо, хорошо! В сравнении с соседними гостиницами!

– Тань, – подступает ближе, заключая меня в кольцо своих рук, – это же подарок родителей, как я мог им отказать? Ну хочешь, плюнем на все и поедем ночевать в Гарлем?.. – И через секунду, подхватывая меня на руки: – Танька, не вредничай! Ты только посмотри, какая здесь широкая кровать!

Метро в Нью-Йорке – жизненная необходимость, если ты ценишь свое время и хочешь всюду успеть. Оно практичное, не всегда чистое, но многолюдное и совершенно сбивающее с толку наличием множества веток и расписанием поездов, которое под силу запомнить только коренному ньюйоркцу.

У нас с Рыжим есть наши десять дней одиночества на двоих, и мы с удовольствием пользуемся метро, скачем по веткам, пересекая город во всех направлениях, от сумятицы и человеческого потока иногда оказываясь в совершенно неожиданных местах. А после, отсмеявшись и поужинав, выбираемся к площади Таймс-сквер на такси. Или возвращаемся в обнимку пешком, как это случилось, когда нам посчастливилось оказаться в знаменитом китайском районе Чайна-таун…

Ну вот, двери подземки снова смыкаются за спиной, поезд разгоняется почти до свиста, и я вновь удивляюсь, когда вижу рядом с собой человека, спящего на сидении прикрывшись газетой, словно на лавочке в парке. Не первый раз замечаю в вагоне оставленные пассажирами, просто на сидениях, книги в мягких переплетах – красивые, новые, только что купленные и прочитанные кем-то. Намеренно забытые для того, кому это более необходимо.

Ай, к черту правила, этикет и гендерное различие полов! Напротив худой черный парень в больших наушниках карманного плейера громко подпевает Рианне «Only Girl», объяснив нам, что едет на музыкальное прослушивание в известную студию, и другой возможности показаться зрителю у него нет. Забирается в высокие ноты, в помощь голосу притопывая ногой, без стеснения сообщая пассажирам, как он хочет почувствовать себя единственной девушкой на земле. Заставляя нас с Рыжим неловко пожимать плечами и улыбаться.

– Витька, все равно ты поешь лучше! – сообщаю я мужу, когда мы шагаем, взявшись за руки, туннелем подземки в сторону выхода к набережной Гудзона, и, желая увидеть на его лице фирменную ухмылку, беззастенчиво льщу: – В тысячу раз лучше!

– Правильно, репейничек, – ничуть не смущается Рыжий, легко соглашаясь со мной. – Я у тебя самый способный и талантливый! Мега-крутой парень во всех отношениях! – обнимая, игриво кусает за щеку, и я тут же толкаю его локтем в бок.

– Но-но, Артемьев! Не раздувайся пыжиком! Я пошутила!

– Значит, не лучший? – Рыжий делает вид, что обиделся, хитро, по-лисьи взглядывая на меня. – Что, не веришь в меня, Коломбина?

Здесь, на выходе из станции метро, ведущей к речному вокзалу, в это раннее вечернее время полно туристов и жителей острова Статен-Айленд. Кто-то после рабочего дня спешит домой, а кто-то, так же как мы, приехал к пристани, чтобы прокатиться к острову на бесплатном пароме и собственными глазами взглянуть на Бруклинский мост, Статую Свободы, и на раскинувшийся, вознесшийся до небес Манхеттен. У самых ступеней станции играют музыканты, лоточники торгуют ароматными бейглами и кофе, открытками, журналами и цветами… Рыжий давно уже все доказал мне, но если ему так хочется впечатлить меня еще раз… Если ничуть не смущает присутствие любопытных прохожих, то… почему бы и нет?

Мы останавливаемся, и я оглядываю его насмешливым взглядом, вскидывая подбородок:

– Нет, не верю, Витька. Разве что «Калинку-Малинку» споешь, да и то ведь сфальшивишь? А еще сказки отцу рассказывал про нищих и девчонок. Полные карманы сникерсов обещал. Врун несчастный!

Кажется, Рыжий только этих слов и ждал. Хитрая ухмылка на его красивом лице сменяется обаятельным оскалом, говоря мне о том, что мой муж готов удивить меня прямо сейчас, и я не ошибаюсь.

Гитары у уличных музыкантов, разместивших свой дуэт у кирпичной стены, самые настоящие, электрические, и даже есть микрофон. Мужчины не молоды, хриплы и музыкально-неряшливы, как могут быть неряшливы уставшие профессионалы своего дела. Они не сразу поддаются обаянию Рыжего, но двадцать долларов из кармана моего парня решают вопрос.

– Не так быстро, Коломбина, – предупреждает Артемьев, беря в руки гитару, надевая на плечо ремень и пробуя первые аккорды. – Один момент, – перебирая струны, начинает тихонечко напевать себе под нос, когда я подхожу ближе. – Сейчас, только пальцы разомну и вспомню, сто лет не играл.

Но Коломбина сегодня горда и недоверчива, как никогда. Так же скептично настроена, как посмеивающиеся рядом музыканты в ковбойских шляпах.

– Я же говорю, Витька, что ты фантазер! Ребята, да он фантазер! – решаюсь таки сказать на ломанном английском мужчинам, и те охотно кивают, почесывая подбородки.

– Но-но! Не надейся разочароваться во мне, радость моя! Клянусь, в этом сердце все еще очень живо!

Да, живо, Артемьев как всегда легко доказывает слова делом. И едва песня начинает звучать – знакомая мелодия «You’re Beautiful» Джеймса Бланта, видя, каким искренним чувством загораются глаза Рыжего при взгляде на меня, слыша его волшебный голос, я улыбаюсь. Не могу не улыбаться, любуясь красивым парнем, в этот снежный февральский вечер решившего у выхода из нью-йоркской подземки спеть песню для своей Коломбины. Поднимаю руки к щекам, и больше не вижу никого вокруг – ни музыкантов, ни прохожих, только его. Голубоглазого парня, по воле затейницы судьбы оказавшегося моей любовью. Научившего меня не стесняться своих чувств.