Читать книгу "Звенья одной цепи - Вероника Иванова"

Но прежде чем я успел удивиться, Элса, всё это время терпеливо наблюдавшая за мной, успокаивающе заметила:

— Ваше тело пока ещё хранит следы юлоневого сока. Но не волнуйтесь, совсем скоро всё выветрится окончательно.

* * *

В жизни подобные мгновения случаются нечасто. Наверное, это и хорошо, потому что, когда разрозненные и раскиданные по закоулкам памяти клочки сведений вдруг, словно подхваченные порывом неощутимого ветра, начинают кружиться в безумном танце, на втором или третьем кругу сливаясь воедино, приходит то самое чувство, которого любой человек отчаянно сторонится.

Страх. Но не тот, что сковывает тебя по рукам и ногам, не давая вдохнуть, а совсем другой.

Ты как будто внезапно оказываешься над бездной, на краю обрыва, носки твоих сапог уже висят в воздухе, лишённые опоры, и только здесь, на тонкой грани между уверенностью и паникой, становится ясно: всё это время ответы и разгадки были рядом с тобой, вокруг тебя, близкие настолько, что ты наверняка касался их много раз полами своей накидки, только не находил времени или желания разглядеть, а теперь твой взгляд прояснился, но увидел в мельчайших подробностях вовсе не тот горизонт, о котором мечтал.

Я повернулся к Элсе и постарался сказать со всей возможной суровостью:

— Без объяснений не уйду.

— Это я уже поняла, — подтвердила лекарка.

Причём, судя по тому что черты её лица заметно расслабились, она ждала от меня именно такого требования.

— Тогда не тяните время.

Женщина кивнула, но прежде чем начать рассказ, развязала узел, скрепляющий концы шарфа. Белый шёлк, почувствовав свободу, плавно стёк на плечи, обнажая то, что я уже и так предполагал увидеть. Наголо бритую кожу головы.

— Я служила в Цепи одушевления.

Заметно. Можно было и не уточнять, показа вполне достаточно. Но почему в прошедшем времени?

— Вышли в отставку?

— Вроде того.

Я вздохнул:

— Хотите затянуть наш разговор? Я ведь буду переспрашивать тем больше, чем больше вы будете скрывать.

Элса подумала и ответила вопросом:

— А вы хотите знать всю правду?

Я задумался. Что-то подсказывало мне: объять искомое полностью не смогу. Или смогу, но не сразу, потому что для понимания, как и для осознанного действия, требуется привычка.

— Не всю. Но хотя бы столько, чтобы можно было принять решение.

Она улыбнулась и погрозила пальцем, как нянюшка проказливому ребёнку:

— Решение вы могли принять ещё за этими дверями. И сейчас можете.

Да, могу. Судьбу лекарки я могу решить как угодно и когда угодно. Но в том, что касается меня самого, поостерегусь решать, пока не узнаю всё что только возможно. Пока не войду в обстоятельства. Вот только, наверное, один Бож знает, как я не хочу в них входить!

И всё же это необходимо. Чем быстрее пойму, какой такой шлейф тянется за мной из Веенты, тем быстрее смогу оторвать его и развеять по ветру. Тем быстрее смогу стать свободным, а свобода стоит боли. Причинённой и другим и самому себе.

— Вы не вправе говорить о том, что меня интересует?

Женщина подтвердила:

— Не вправе. За пределами Блаженного Дола. Но здесь и Бож, и Боженка, и Дарохранитель — одно и то же лицо, которое отменяет любые клятвы и обеты, кроме собственной человеческой воли.

— И ваша воля?..

— Не против разговора.

Элса присела на ларь, где, по всей видимости, хранился садовый инвентарь.

— Что вы знаете о Цепи одушевления?

Я вспомнил снадобья Гирма, фокусы пухленькой сереброзвенницы в тюремной камере, трудную работу чистильщицы:

— Она творит чудеса.

— Хороший ответ. Наверное, самый приятный из тех, что я когда-либо слышала. И в общем-то верный. Вот только в тех чудесах нет ничего по-настоящему волшебного.

Лекарка помолчала, чуть поморщилась, словно ей вдруг вспомнилось нечто дурное, но не отступилась от продолжения рассказа:

— Вы уже наверняка слышали о демонах. В столичных краях подобные истории считаются провинциальными сказками, выдуманными, чтобы избавиться от скуки, но демоны существуют в действительности.

Да уж. Я видел двоих. Во плоти. И мне не мерещилось.

— Откуда и как возникают эти порождения скверны, никто не знает, но время от времени они появляются среди людей. Раз в несколько десятилетий. Удивлены столь короткими сроками? Да, род людской подвергается этой угрозе часто. Но недостаточно часто, чтобы каждый человек знал о надвигающейся опасности и был готов ей противостоять.

Вот и я ничего не знал. Ни в детстве, ни в юности не слышал и словечка о страшных пришельцах. И, честно говоря, немного обижен тем, что только теперь, задним числом, получаю хоть какие-то сведения.

— А почему бы не рассказать? Почему бы не рассылать глашатаев на рыночные площади? Не проводить службы в кумирнях? Цепь одушевления ведь молчит как рыба. Да и все остальные, кто осведомлён, тоже не спешат поделиться своими знаниями. Почему?

Элса виновато развела руками:

— Рассказать можно. Но если уж начинать, то не останавливаться на полуслове, верно? Вы же потребовали от меня объяснений? Вот и остальные люди потребуют. А если придётся открыть все подробности, могут возникнуть беды пострашнее пришествия демонов.

Пожалуй, она права. Допустим, какой-то части людей будет довольно и того знания, что демоны опасны. Поверят на слово. Но среди каждой сотни человек непременно найдётся хотя бы один, который из упрямства или из вредности во всём и всегда сомневается. Кто-то поупрямее меня. И тогда он спросит…..

— А что за опасность-то?

— Вы встречались с одержимыми? — вместо ответа спросила лекарка.

Если бы я служил в одной из Цепей, мне было бы довольно подобного многозначительного намёка. Но новоиспечённому Смотрителю Блаженного Дола знаний всё ещё не хватало, а значит, беседу следовало продолжить.

— Да.

— Видели их в деле?

— Да.

— И не понимаете, чем они опасны?

— Я понимаю, что они могут причинить и причиняют вред другим людям.

— А почему они так поступают, понимаете?

И тут я осознал, что ответ, каким бы простым и одновременно ужасным ни казался, уже вертится у меня на языке.

Люди ведь тоже иногда убивают друг друга. В погоне за наживой, из мести, из обиды, из ненависти. Но жестокие войны чаще идут между жителями разных краёв, а не между соседями. Потому что твой сосед — почти что родственник. Почти что единокровник, даже если ваши семьи не породнились между собой ни в одном поколении. И мы чувствуем себя одним народом, когда мы вместе. Я мог презирать обитателей Сальных кварталов, но, если бы понадобилось защищать Веенту от захватчиков или какой-то иной напасти, я бы защищал всех. Потому что мы родились и жили в одном городе, дышали одним воздухом, топтали камни одних и тех же мостовых.