Читать книгу "Айседора Дункан. Модерн на босу ногу - Юлия Андреева"

Айседора уже устала ждать своего Сергея. Но ей не вернуться, пока не закончится контракт, поэтому она каждый день шлет ему телеграммы, в которых просит поскорее заканчивать с делами и приезжать к ней. Сергей же живет в жутких условиях, которые Айседора, несмотря на свое голодное детство и юность, наверное, не могла бы даже представить: «. нам пришлось жить втроем (я, Катя и Сергей Александрович) в одной маленькой комнате, а с осени 1924 года прибавилась четвертая – Шурка. А ночевки у нас в квартире – это вообще нечто непередаваемое. В моей комнате – я, Сергей Александрович, Клюев, Ганин и еще кто-нибудь, в соседней маленькой холодной комнатушке на разломанной походной кровати – кто-либо еще из спутников Сергея Александровича или Катя. Позже, в 1925 году, картина несколько изменилась: в одной комнате – Сергей Александрович, Сахаров, Муран и Болдовкин, рядом в той же комнатушке, в которой к этому времени жила ее хозяйка, – на кровати сама владелица комнаты, а на полу: у окна – ее сестра, все пространство между стенкой и кроватью отводилось нам – мне, Шуре и Кате, причем крайняя из нас спала наполовину под кроватью», – пишет Г. Бениславская.

К тому же реально не было денег, даже у регулярно издаваемых авторов, потому как такие издания, как «Прожектор», «Красная нива» и «Огонек», платили без видимых задержек, но зато брали исключительно новые стихи. «Красная новь» тоже обращалась к Есенину за стихами, среди свеженьких могли взять и уже ранее выходившие произведения, но и платила от раза к разу. Единственный способ заставить выдать деньги – ездить в редакцию как на работу. Хочешь вырвать законный гонорар – приходи в издательство каждый день. Повезло авторам, живущим поблизости, Есенину же нужно было ездить на трамвае, стоило это удовольствие немного, но и того не было.

Добраться до издательства – полдела, нужно было каким-то непостижимым образом застать кассира в тот момент, когда у него оказывались на руках деньги. Но даже если это удавалось, зачастую гонорар дробился на мелкие дольки, и тогда измученный автор получал на руки тридцать целковых и обещания выплатить остатки в течение календарной недели.

Все это мучило, унижало, постоянные думы о долгах доводили до ручки. Иногда Есенин срывался, бросаясь в очередную издательскую контору, как рыцарь печального образа на ветряные мельницы. Временами этот маневр удавался, и тогда прямо у кассы победителя окружали менее удачливые коллеги, предлагающие непременно обмыть гонорар в ближайшей пивной или разливочной. Грех не отпраздновать такое дело. Один раз пожадничаешь, в другой он тебя за версту обходить станет.

Успех обмывали, горе заливали водкой, часто поднимали стопки за удачу, а в результате ожидающим Есенина друзьям оставалось разве что гадать на кофейной гуще, в каком «святом месте» на этот раз «пустил корни» великий поэт земли русской.

По уму, следовало плюнуть на все и ехать к бамбордирующей его телеграмами Айседоре, но Есенин мечтал приехать к ней победителем, принцем на белом коне, а не побитой собакой. А тут журнал поэтов не получился, юбилей не справил, половину гардероба подарил и столько же покрали, денег нет. Нетрудно предсказать, что дальше ему придется снова ждать, пока Дункан организует издание очередной его книги, найдет переводчика. А дальше… всю жизнь зависеть от жены? Быть на вторых ролях?.. Есенин решается на разрыв. «Я говорил еще в Париже, что в России я уйду. Ты меня очень озлобила. Люблю тебя, но жить с тобой не буду. Сейчас я женат и счастлив. Тебе желаю того же. Есенин», – составив текст телеграммы, дал прочитать его Галине Бениславской. Та сразу же заметила, что неправильно писать о любви женщине, с которой хочешь порвать, поэтому Есенин тут же исправил текст: «Люблю другую. Женат и счастлив. Есенин».

Понимая, что Айседора не из тех, кто отступает после первого попавшего в цель снаряда, Галина послала вслед телеграмму лично от себя: «Писем, телеграмм Есенину не шлите. Он со мной, к вам не вернется никогда. Надо считаться. Бениславская».

Ответ пришел незамедлительно: «Получила телеграмму, должно быть, твоей прислуги Бениславской. Пишет, чтобы писем и телеграмм на Богословский больше не посылать. Разве переменил адрес? Прошу объяснить телеграммой. Очень люблю. Изадора».

Меж тем газеты сообщили, что после блистательных гастролей Дункан возвращается в Москву. У Есенина тревожно сжалось сердце, что, если Айседора ворвется в квартиру на Никитской, где он жил с Галиной, дабы поквитаться с соперницей? С нее ведь станется.

Лучшим вариантом было бы уехать куда-нибудь вместе, но Сергей опасался, как бы в его отсутствие Дункан не «арестовала» его вещи на Богословском, в то время в России реальной проблемой было купить что-либо, и, лишившись всего гардероба (того, что от него осталось), Есенину пришлось бы приехать к Айседоре хотя бы затем, чтобы забрать свое. Он же страшился и не желал этой встречи. И тут, точно по заказу, пришло письмо от поэта и друга Есенина Николая Клюева204. Мол, спасайте, погибаю в Питере, хочу в Москву. Не спрашивая подробностей, Сергей тотчас уехал со спасательной миссией в Петроград. А пока Есенин «спасал» Клюева, вернулась Айседора.

Сергей Александрович всегда с теплотой отзывался о Клюеве, хотя и понимал, что тот мифотворец, каких поискать, и все или почти все, что он рассказывает о себе, – скорее всего, ложь. В псевдоавтобиографических заметках Клюева «Гагарья судьбина» рассказывается о его путешествиях по России, где он то служил послушником в монастырях на Соловках, то был «царем Давидом… белых голубей – христов» (имеется в виду одна из русских сект), там его готовили к оскоплению, но самозваный царь в последний момент догадался сбежать. Позже на Кавказе Клюев познакомился с красавцем Али, который «полюбил меня так, как учит Кадра-ночь, которая стоит больше, чем тысячи месяцев. Это тайное восточное учение о браке с ангелом, что в русском белом христовстве обозначается словами: обретение Адама.», впрочем, не добившись взаимности, Али покончил с собой, а Клюев поспешил в Ясную Поляну, где его для задушевной беседы ждал сам Толстой. Он встречался с Распутиным и даже «ездил по поручению секты хлыстов в Индию и Персию205». Разговаривая с Есениным, Клюев избрал себе личину «смиренный Миколай», как охарактеризовала его Г. Бениславская, он делал комплименты женщинам и, казалось, не мог надышаться на Есенина. Но все это было лишь желанием произвести впечатление на постороних. Оставаясь наедине с Есениным, «Клюев опять говорил, что стихи Есенина сейчас никому не нужны. Это было самым страшным, самым тяжелым для Сергея, и все-таки Клюев продолжал твердить о ненужности его поэзии. Договорился до того, что, мол, Есенину остается только застрелиться»206.

…Еще находясь в Крыму, Айседора наслушалась о Есенине много и разного. В основном пересказывали скандалы с его участием, кутежи, бесконечные попойки. Называли несколько женщин. Дункан сделала вид, будто бы не узнала фамилию Бениславская, но зато обратила внимание на Августу Миклашевскую – актрису и признанную красавицу, которой Есенин посвящал стихи и за которой, по заверению знакомых, всерьез ухаживал.

«Я впервые увидела Дункан близко, – рассказывает Августа Леонидовна Миклашевская. – Это была очень крупная женщина, хорошо сохранившаяся. Я, сама высокая, смотрела на нее снизу вверх. Своим неестественным, театральным видом она поразила меня. На ней был прозрачный бледно-зеленый хитон с золотыми кружевами, опоясанный золотым шнуром с золотыми кистями, на ногах – золотые сандалии и кружевные чулки. На голове – зеленая чалма с разноцветными камнями. На плечах – не то плащ, не то ротонда, бархатная, зеленая. Не женщина, а какой-то очень театральный король.