Читать книгу "Рыцари Дикого поля - Богдан Сушинский"

— Если мне не изменяет память, государыня, пиратский флот, созданный датской регентшей Маргаритой [52] в союзе с Тевтонским орденом, был поменьше. Тем не менее она добилась того, что в конце концов Швеция и Норвегия подчинились ее натиску и приняли ее главенство.

Королева понятия не имела, что было связано с правительницей Дании, и вообще, когда именно эта регентша Маргарита правила. Однако поняла, что упомянуть о датчанке принц мог, только пытаясь задеть ее, Анны Австрийской, самолюбие.

— Подвигами королевы Маргариты займемся чуть позже, мессир. Пока что мы с вице-адмиралом Крунстадтом озабочены более насущными проблемами. Нас интересует западное побережье Африки.

— А меня, вы уж извините, доблестный вице-адмирал, — въедливо улыбнулся принц де Конде, — куда острее беспокоит северное побережье Франции.

— И что же там происходит? — удивилась королева.

— Да может случиться так, что, пока наша доблестная эскадра будет трепать паруса у берегов Африки, испанцы основательно займутся нашими собственными берегами. И окажется, что победоносной эскадре нашего вице-адмирала попросту некуда будет возвращаться.

Не меняя выражения лица, королева тем не менее с досадой взглянула на принца, затем перевела взгляд на карту: прервать такие сладостные мечтания!

— Вы свободны, господин вице-адмирал, — устало обронила она, возвращаясь к своему креслу за высоким массивным столом, за которым любил работать покойный супруг.

— Но, Ваше Величество, как же быть с той просьбой, ради которой.

— После решения королевы, господин капитан, — парировал главнокомандующий, — обращаться к своим «но» уже бессмысленно. Ступайте, сударь. Секретарь передаст вам наше решение.

Принц де Конде заметил, как побледнело и без того не розовощекое лицо Крунстадта, понявшего, наконец, что все, что здесь до сих пор происходило, — всего лишь бездарный спектакль. Королева использовала его в своей очередной интриге против принца де Конде — только-то и всего.

— А как же с моим чином вице-адмирала? — все же не сдержался Крунстадт. — Могу считать, что он действительно был пожалован мне?

Тут уже настала пора королевы побледнеть. Крунстадт нарушал все мыслимые нормы поведения. Он попросту выдал ее принцу.

— Вам будет пожалован чин артиллерийского майора, — мстительно успокоил его принц де Конде. — После двухнедельных сражений на побережье испанцы выбили цвет моего бомбардирского офицерства.

Пораженный тем, что он здесь видел и слышал, капитан Крунстадт воровато пятился к двери, словно опасался, что ему могут выстрелить в спину. Не понимая, что все те выстрелы, которые должна была принять его спина, она уже приняла.

Когда дверь за ним закрылась, принц де Конде устало плюхнулся в кресло и, распрямив уставшие ноги — сидя в карете, он почему-то всегда уставал больше, чем в седле, — благодарственно расслабился и закрыл глаза.

— Вы же не спать сюда явились, принц, — жестко упрекнула его королева.

— Если бы я мог вспомнить, зачем я сюда пожаловал, государыня, очевидно, вся наша встреча выглядела бы совершенно по-иному.

Королева победно улыбнулась. С перегоревшим принцем справиться будет легче. А что поделаешь, вдовья королевская судьба!

— У вас опять какие-то мелкие неприятности, Людовик? — уже совсем по-родственному поинтересовалась она.

— Вот уж не знал, что все неприятности Франции оказываются всего лишь моими… мелкими неприятностями.

37

Повозка Королевы Отверженных в сопровождении небольшого эскорта двигалась всю ночь. Усталости Стефания не признавала. Утром она в любом случае должна была появиться перед воротами столицы Крыма, которая, конечно же, с трепетом ждала ее прибытия.

— Великая княгиня, — разбудил ее голос Чеслава. — Мы задержали разбойника. Готовился напасть на нас, но побоялся!

— Если побоялся, отпустите. Стоит ли начинать визит в Крым с казни некоего татарина? Решитесь возражать?

— Всего лишь замечу, что задержанный нами — не татарин. И даже не турок.

— Кто же тогда?

— Кажется, поляк. Во всяком случае, так он утверждает.

Только сейчас Стефания приказала остановить повозку и сонно взглянула на небо. Оно было не по-крымски холодным, и княгиня опасалась, как бы оно не разверзлось ливнем или мокрым снегом.

— Ну-ка, сюда его, этого поляка!

Разбойник оказался тощим и оборванным. Одного взгляда было достаточно, чтобы определить, что в бегах он пребывает уже несколько дней и движется к берегу, надеясь захватить там какую-либо лодчонку или смастерить плот, чтобы вырваться на нем из Крыма, минуя грозную стражу Перекопа.

— Я верю, что человек всегда остается тем, кем он называет себя, — полусонно проговорила княгиня. — Вот только времени выслушивать кого-либо у меня нет. Решитесь возражать?

Стефания говорила по-чешски, и поляк сразу же понял это. На смеси из польских, чешских, и еще черт знает каких слов, он объяснил княгине, что действительно является поляком, Мечиславом Дукой, родом из-под Кракова. Но в молодости ему пришлось работать в имении одного знатного морава.

— Ваше детство меня не интересует, — прервала его княгиня. — Кто вы? Мне и так ясно, что вы служили в польской армии и попали в плен к татарам, которые хотели продать вас туркам.

— О продаже речь пока не шла…

— Они хотели продать вас туркам, — внушила ему Стефания, не любившая, чтобы ей возражали. Мир существовал таким, каким она творила его в своих фантазиях, а не таким, каким казался всем остальным обитателям.

— Как вам будет угодно, — сдался поляк.

— Кем вы были? Что я могу вернуть вам?

Поляк замялся, не понимая, чего от него хотят.

— Какого дьявола молчишь? Говори, кем ты раньше был — графом, князем, генералом? — принялся наставлять его один из лучников, Власт, лучше всех знавший польский. — Тебя изгнали из двора польского короля?

— Я был слугой ротмистра Пшемышлянского. Он взял меня на войну вместе с остальными слугами, в дворянское ополчение, и я служил в обозе.

Стефания задумалась. Какое-то время она сидела, уткнувшись локтем в спину Османа-паши и ладошкой подперев подбородок, отрешенно смотрела на несчастного беглеца.

— Значит, ты являешься слугой ротмистра?

— Так оно и было, ясновельможная.