Читать книгу "Путешественник. Том 2. Сокровища поднебесной - Гэри Дженнингс"

— Мы останемся здесь до тех пор, — сухим тоном произнес отец, — пока не увидим, что госпожа Кукачин заняла то место, которого она достойна.

Однако вскоре госпожа позаботилась о себе сама, так что нам не пришлось надолго задерживаться в Мараге. Мы с отцом и дядей Маттео однажды днем прогуливались в розовом саду, когда Кукачин подбежала к нам, улыбаясь впервые с тех пор, как мы прибыли в Ормуз. За собой она тянула какого-то мальчика, очень маленького, уродливого и прыщавого, но одетого в дорогой придворный наряд.

— Старшие братья Поло, — задыхаясь, произнесла Кукачин, — вам больше нет нужды беспокоиться за меня. К счастью, я встретила самого замечательного мужчину на свете, и мы собираемся вскоре объявить о нашей помолвке.

— Ну, это изумительная новость, — сказал отец заботливо. — Я все-таки надеюсь, моя дорогая, что твой избранник человек достаточно высокого происхождения, и…

— О, самого высокого! — счастливо ответила она. — Газан — сын того человека, за которого я собиралась здесь выйти замуж. Он станет ильханом через два года.

— Mefè, ты не могла сделать лучшего выбора! Lasar la strada vechia per la nova[238]. Это его паж? He мог бы он привести своего господина, чтобы мы с ним познакомились?

— Но это он сам и есть. Познакомьтесь, перед вами наследный принц Газан.

Услышав это, отец на мгновение потерял дар речи, а потом все-таки произнес:

— Sain bina, ваше королевское высочество.

А я низко поклонился, чтобы принц не увидел выражения моего лица.

— Он двумя годами моложе меня, — продолжала щебетать Кукачин, не давая мальчику возможности сказать ни слова. — Но что такое два года, когда живешь в счастливом браке? Мы поженимся, как только Газан унаследует ильханат. Так что теперь вы, дорогие верные старшие братья, можете оставить меня со спокойной совестью, зная, что я нахожусь в хороших руках, и заняться своими собственными делами. Мне жаль расставаться с вами, но я не буду больше одинокой и беззащитной.

Мы произнесли приличествующие случаю поздравления и добрые пожелания. Мальчишка при этом постоянно ухмылялся, как обезьяна, и бормотал благодарности, а Кукачин вся сияла, словно только что удостоилась невыразимо огромной награды, и наконец они оба удалились рука об руку.

— Ну что ж, — заметил отец, пожав плечами, — лучше голова кота, чем хвост льва.

Но Кукачин, должно быть, действительно рассмотрела в мальчике что-то такое, чего мы не смогли увидеть. Хотя со временем Газан ничуть не вырос и ни капельки не похорошел (он всегда очень сильно смахивал на гоблина и впоследствии фигурировал в монгольских хрониках под именем Газана Уродливого), однако он все-таки вошел в историю, а стало быть, что-то из себя представлял. Они с Кукачин поженились после того, как он заменил Гайхаду в качестве ильхана Персии, а затем Газан стал самым искусным ильханом и воином своего времени, выиграв множество войн и присоединив к ханству немало новых земель. К сожалению, его возлюбленная ильхатун Кукачин не дожила до того времени, когда смогла бы разделить с мужем его триумф и славу, потому что умерла при родах приблизительно через два года после замужества.

Глава 4

Итак, выполнив последнее поручение Хубилай-хана, мы с отцом и дядей поспешили дальше. Мы оставили в Мараге многочисленную свиту, с которой путешествовали все это время, однако Гайхаду щедро снабдил нас верховыми, вьючными и запасными лошадями, огромным количеством провианта, а также выделил эскорт из дюжины верховых его личной дворцовой стражи, чтобы мы безопасно пересекли все земли Турции. Однако, как оказалось, лучше бы мы путешествовали без монгольских воинов.

Выехав из столицы, мы обогнули берег похожего на море озера под названием Урмия, которое иначе называли «море Заката». Затем нам пришлось подняться вверх и перейти горы, которые были северо-западным рубежом Персии. Одна из горных вершин в этом хребте, сказал отец, была той самой библейской горой Арарат, однако она находилась в стороне от нашего маршрута, поэтому мне не представилось возможности взобраться на нее и отыскать какие-нибудь следы ковчега, который все еще там находился. Но я не расстраивался, поскольку совсем недавно взбирался на другую гору, чтобы взглянуть на след, который, возможно, принадлежал Адаму, а ведь по сравнению с ним Ной выглядел гораздо менее значительной исторической фигурой. Миновав горный хребет, мы спустились на земли Турции у другого, похожего на море озера, которое называлось Ван, но все именовали его морем, лежащим по ту сторону заката.

Надо вам сказать, что границы всех находящихся поблизости стран и земель все время менялись, и так продолжалось уже много лет. То, что когда-то было частью христианской Византийской империи, стало теперь Империей сельджуков, находившейся под властью турок-мусульман. В то же время все эти восточные части государства были также известны и под старыми названиями, которые им некогда дали народы, заселявшие эти земли еще до начала времен; они наверняка не могли и помыслить, что когда-нибудь не будут их полновластными хозяевами, и уж точно никогда бы не признали никого из современных выскочек-правителей и современные линии границ. Таким образом, страну, куда мы спустились с гор из Персии, можно было называть по-разному: Турцией — по названию народа, который правил ею; Империей сельджуков, как называли ее сами турки; Каппадокией — таким было ее название на старинных картах; или Курдистаном — ибо народ, населявший ее, назывался курдами.

Эта земля была зеленой и радостной, и даже самые ее дикие части едва ли можно было назвать дикими вообще: она выглядела искусно обработанной, с округлыми холмами, покрытыми луговой травой, перемежающимися зарослями леса, так что вся местность в целом имела вид искусственно созданного парка. Здесь было много хорошей воды — как сверкающих ручьев, так и огромных голубых озер. Все люди здесь были курдами: некоторые из них были крестьянами и жили в деревнях, но большинство до сих пор оставались кочевниками, перегонявшими с места на место отары овец и стада коз. Они были такими же красивыми, как почти все мусульмане, которых я видел в других странах, — темноволосые и темноглазые, но со светлой кожей. Мужчины были высокими и крепко сбитыми, они носили большие черные усы и славились как жестокие бойцы. Курдские женщины хотя и не отличались особым изяществом, однако были хорошо сложены, привлекательны — и независимы. Они отказывались носить покрывало или жить в гареме, в отличие от остальных женщин-мусульманок.

Курды приняли нас троих довольно радушно — кочевники обычно оказывают гостеприимство тем, кто похож на них, — но они бросали враждебные взгляды на наших монгольских провожатых. Для этого имелись причины, ведь Империя сельджуков была вассальным государством персидского ильханата. Это началось еще в те времена, когда турецкий министр-предатель по глупости убил царя Килиджа — того самого, что был отцом моей давней подруги Мар-Джаны, — и узурпировал трон, пообещав, что станет подданным Абаги, который в то время был ильханом. Таким образом, эта Империя сельджуков, хотя и считалось, что ею якобы правил царь Масуд в столичном городе Эрзинджане, в действительности подчинялась сыну Абаги, регенту Гайхаду, из дворца которого в Мараге мы только что прибыли и чья личная стража нас сопровождала. Мы, путешественники, были желанны здесь, однако этого никак нельзя было сказать о монгольских воинах.