Читать книгу "Живой металл - Абрахам Грэйс Меррит"

— Но они же охотятся за нами!

— А как мы сами изучаем другие формы жизни? Разве вы спрашиваете мнение своих рыбок о поэзии золотых рыбок или об их политике? Считают ли термиты, что место женщины — у очага? Бобры предпочитают блондинок или брюнеток?

— Вы шутите?

— Нет, я не шучу. Возможно ли, что упомянутые формы жизни не имеют таких развитых идей? Я ведь что хочу сказать: если они так думают, что мы до них никогда не доберемся. Скорее всего, неизвестные не считают человеческую расу разумной.

Билл некоторое время сидел неподвижно, а потом спросил:

— Откуда, по-вашему мнению, прибыли Х-существа? Может быть, с Марса? Или даже из-за пределов Солнечной системы?

— Не обязательно и даже маловероятно. Я считаю, что они произошли так же, как и мы с вами — из праха этой планеты.

— Да уж, доктор…

— Я говорю серьезно, так что не делайте большие глаза. Я, может быть, болен, но еще не сошел с ума. Сотворение мира длилось восемь дней.

— Как, извините?

— Я напомню вам слова из Библии: «И Бог благословил их, и Бог сказал им: плодитесь и размножайтесь, и заполняйте Землю, и она покорится вам, и царите над рыбами в море, и над птицами в небе, и над всеми зверями, что ползают по земле.» Так и вышло. Но стратосферу Бог не упомянул.

— Доктор, вы уверены, что не бредите?

— Черт побери! Прекратите делать из меня психа! Оставьте экивоки. Я вот что думаю: мы находимся не на высшей, не на последней ступени развития. Сначала населяются океаны, потом идет развитие от двоякодышащих рыб к амфибиям и так далее вверх, пока не заселяются континенты, пока на поверхности континентов не воцаряются люди. Они думают, что они самые главные. Но останавливается ли эволюция на этой точке? Я держусь другого мнения. Подумайте: с точки зрения рыбы воздух — это глубокий вакуум, с нашей точки зрения верхние слои атмосферы на высоте двадцати — двадцати пяти километров, а может даже и тридцати, кажутся вакуумом, неспособным поддерживать жизнь. Но это тоже еще не вакуум. Это разреженный воздух, но там есть материя и лучистая энергия. Почему бы тогда там не быть жизни? И почему бы не быть разумной жизни? Но мы не можем наблюдать ее, ведь человек, в научном смысле, далеко не познал даже самого себя. Это произошло, когда наши предки еще прыгали по деревьям.

— Доктор, я не оспариваю теоретической возможности, но мне все же кажется, что вы выходите за пределы известных нам фактов. Мы никогда не видели Х-существ, нет никаких признаков их существования. По крайней мере, не было до последнего времени. Но если они существуют, мы должны их увидеть.

— Каким же образом? Видит ли муравей людей? Я в этом далеко не уверен.

— Да… но, черт возьми, у человека же глаза намного лучше, чем у муравья!

— Лучше? А для чего? Для его собственных нужд и потребностей. Предположите, что Х-существа намного более высоки, или тонки, или подвижны, чем все, чем мы можем себе представить. Даже такой огромный, массивный и медлительный предмет, как самолет, может подняться достаточно высоко, чтобы выйти за пределы видимости в самый ясный день. Если Х-существа тонки и даже полупрозрачны, мы, конечно, их не увидим. Разве только как затмение звезд или тень на Луне — кстати, на этот счет существует пара примечательных историй.

Айзенберг встал и переступил с ноги на ногу.

— И что вы хотите этим сказать? Что эфирные существа, парящие в почти полном вакууме, могут создать такую водяную колонну?

— А почему бы и нет? Попытайтесь объяснить, каким образом такой слабый в голом виде эмбрион, как Хомо Сапиенс, смог построить, например, Эмпайр Стейт Билдинг?

Билл покачал головой.

— Я не хочу ничего объяснять.

— Потому что никогда не пытались. Как вы думаете, откуда это появилось здесь? — Грейвс поднял один из таинственных водяных шаров. — Я исхожу из предположения, что жизнь на этой планете разделена на три уровня, причем между этими тремя уровнями едва ли имеется какой-то обмен. Культура океана, культура суши и еще одна — назовите ее, если хотите, стратокультурой. Может быть, под земной корой находится еще одна, четвертая сфера жизни, но мы этого не знаем. Нам немного известно о жизни в море, потому что мы любопытны, а много ли знают о нас рыбы? Разве пару дюжин попыток погружения на глубоководных батискафах можно назвать вторжением? Рыба, увидев глубоководный аппарат, возможно, вернется домой с головной болью. Но она никому не говорит об этом, а если расскажет, ей никто не поверит. Нас может видеть множество рыб, они могут подтверждать свои свидетельства клятвенными заверениями — но тут же является рыба-психолог и объясняет все это массовой галлюцинацией. Нет, чтобы произвести впечатление на традиционное мышление, должно появиться нечто большое и конкретное, наподобие водяной колонны.

Айзенберг позволил своим мыслям повитать свободно, прежде чем заговорил снова. Когда он заговорил, его слова были адресованы главным образом самому себе:

— Нет, я не могу в это поверить! Я просто не верю в это!

Труп Айзенберга дрейфовал в Тихом океане. Португальские рыбаки подобрали его на борт и доставили в гавань Гонолулу. Морская полиция сфотографировала тело, сняла отпечатки пальцев и похоронила его. Отпечатки были переданы в Вашингтон. Таким образом, Билл Айзенберг, ученый, член многих исследовательских обществ и высокоразвитый экземпляр вида Хомо Сапиенс, был официально признан мертвым.

Потом началась тягучая скучная официальная переписка, и сообщение о находке тела Айзенберга достигло одного из портов Южной Атлантики и письменного стола капитана Блейка. К сообщению были приложены фотографии трупа и краткое ведомственное письмо. Все это было передано ему, поскольку он был хорошо знаком с покойным, чтобы он вынес свое суждение о его смерти.

Капитан Блейк в двенадцатый раз просмотрел фотографии. Сообщение, написанное шрамами, было достаточно четким: «ПОМНИТЕ — СОТВОРЕНИЕ МИРА ДЛИЛОСЬ ВОСЕМЬ ДНЕЙ!» Он не знал, что подразумевалось подо всем этим, но в одном был совершенно уверен — до исчезновения у Айзенберга не было никаких шрамов. После того, как огненный шар поглотил его, Билл прожил еще долго и что-то узнал. Ссылка на первую главу Книги Бытия не выходила из головы капитана, и он ничего не мог с этим поделать.

Он встал из-за письменного стола, подошел к аквариуму, укрепленному в нактоузе у бортового иллюминатора и долго смотрел на золотых рыбок Айзенберга, потом отметил уровень воды в стеклянном шаре и повернулся к двери камбуза:

— Джонсон! Вы снова переполнили аквариум! Патра опять пыталась выпрыгнуть!

— Я сейчас все поправлю, господин капитан, — стюард вышел из камбуза с маленьким котелком.

«Зачем только старик держит этих глупых рыб? Он совсем не интересуется ими, это же видно», — подумал он про себя, а вслух произнес:

— Это рыба, Патра, не хочет там оставаться, господин капитан, и все время пытается выпрыгнуть. Только ей это не дано, господин капитан.