Читать книгу "Легкие шаги безумия - Полина Дашкова"

«Вот выпил бы я горячего чайку, и не было бы у меня такихмрачных ненужных мыслей», – вздохнул про себя Иевлев. И тут же тихо и быстрорасстегнул кобуру.

Из кустов напротив послышался слабый свист. Вдали на шоссетихонько зарычал двигатель «газика». Какая-то длинная тень метнулась в бледномфонарном луче. Огромная туша бесшумно обрушилась на майора сзади, повалила врыхлый снег. Кустарник сухо и пронзительно затрещал. Иевлев успел заученнымприемом перехватить запястье противника левой рукой, а правая рука уже щелкнулапредохранителем, но тут бабахнул оглушительный взрыв. В ста метрах, на шоссе,что-то вспыхнуло, выхватив на миг из темноты клок тайги, низкое небо надсоснами, угол кирпичного пятиэтажного дома.

Только на этот короткий миг замешкался майор Иевлев, нобыстрое лезвие ударило точно в сердце. Последнее, что он успел увидеть, –белесое, расплывчатое пятно луны сквозь слой ночных облаков и черные, корявыеветки кустарника.

* * *

– Спасибо, Вал ентина Юрьевна, мне пора, – сказала Лена,поднимаясь и надевая куртку.

– Как же вы одна так поздно, деточка? Я думала, за вамизайдут.

– Ничего, – улыбнулась Лена, – автобус ходит до двенадцати.А сейчас только половина одиннадцатого.

Вдали что-то грохнуло. Чернота за окном на секунду зажгласьбледным огнем. Тонко звякнули стекла.

– Вы слышали, Леночка? Что это? – испуганно спросиластарушка.

– Похоже на взрыв, – Лена застыла у двери, – да, это оченьпохоже на взрыв.

– Может, авария на шоссе? Хотите, я вызову кого-нибудь,чтобы вас проводили до автобуса?

– Спасибо, не стоит никого беспокоить, я как-нибудь сама.Распрощавшись с Валентиной Юрьевной, Лена вышла в пустой коридор. «А вот теперьвсе сошлось, – думала она, шагая по ковровой дорожке. – Почему-то трудней всегоповерить не в то, что Волков насиловал и убивал девочек, и не в то, что РегинаГрадская провернула ради него всю эту головоломную операцию по заметаниюследов. Трудней всего поверить, что Регина – родная дочь Валентины Юрьевны.Единственная дочь…»

У Лены за спиной чуть скрипнули половицы под толстойковровой дорожкой. Она не успела оглянуться – что-то твердое уперлось междулопатками. Даже сквозь свитер и кожаную куртку Лена почувствовала холодокпистолетного дула.

– Не дергайся и не ори, – зашептал мужской голос у самогоуха, – пошла вперед, спокойно и медленно. Шаг в торону – стреляю. Так, молодец.Руки из карманов вытащила. Умница. Теперь вниз по лестнице. Не оглядывайся.

Она спускалась вниз, ступенька за ступенькой. Голова сильнозакружилась, во рту пересохло, ноги стали ватными. Один пролет, потом другой.Там, у выхода, должен быть охранник. Но она не успеет крикнуть… Нет, ее ведут кдругому выходу, куда-то в темноту, вероятно, к черному ходу…

– Теперь направо, – человек с пистолетом чуть подтолкнул еедулом в глухой темный проем.

Через секунду кто-то быстро и ловко завел ее руки за спину,и Лена почувствовала металлический холод на запястьях. Щелкнули наручники.

Машина стояла прямо у дверей черного хода. Лену втолкнули вогромный джип, она оказалась на заднем сиденье между двумя амбалами, которых немогла разглядеть в темноте Она только успела заметить, что их всего пятеро.Когда маши на двинулась, один из сидевших рядом ловким движением фокусникавытянул из кармана какую-то тряпку и завязал Лене глаза, больно прихвативнесколько прядей волос.

– А поаккуратней можно? – поморщившись, произнесла Лена и неузнала собственного голоса.

– Пардон, – вежливо извинился амбал.

– Вы мне волосы в узел затянули, очень больно, – сообщилаона спокойно, – и вообще, что я могу увидеть в такой темноте?

– Будешь возникать, совсем вырубим! – рявкнул один изсоседей.

Но на Лену что-то нашло. Почему-то молчать в такой ситуациибыло страшней, чем говорить. Звук собственного голоса успокаивал, как быподтверждая, что она еще жива.

– Если бы вам было приказано вырубить меня, вы бы давно этосделали, – стала рассуждать она вслух, – но вы пока что обращаетесь со мнойвесьма вежливо, как истинные джентльмены. И я буду вам признательна, если вы,во-первых, все-таки аккуратней завяжете этот узел и, во-вторых, если дадите мнепокурить.

– А она мне нравится, в натуре! – проговорил кто-то,сидевший впереди. – Слышь, Брюква, завяжи ты ей по-нормальному узел и сигаретудай.

Тот, которого назвали Брюквой, завозился с узлом,немилосердно дергая волосы. Через минуту послышался щелчок зажигалки. К Ленинымгубам поднесли сигарету.

– Далеко едем? – спросила Лена.

– Много будешь знать, скоро состаришься, – ответили спереднего сиденья.

Ехали часа полтора. За весь долгий путь больше не былосказано ни единого слова. Включили магнитофон, солист известной поп-группыжестким басом запел грустную песню о тюряге и о любви.

«Если бы меня хотели убить, – думала Лена, – то сделали быэто сразу. Наверное, хорошо, что мне завязали глаза. Это значит, что есть уменя шанс выбраться живой. Тому, кого готовят в покойники, глаза не завязывают.Зачем? Если он и увидит что-то, все равно потом не скажет…»

В машине было тепло. Кассеты в магнитофоне меняли несколькораз. Иногда один из соседей Лены начинал вяло подтягивать какой-нибудь особенноизвестный мотивчик. Он противно фальшивил, и голос у него был высокий,надтреснутый.

«Да, это не могут быть люди Градской. Они бы сразу убилименя. У нее ведь была единственная цель – убить, – рассуждала про себя Лена. –Интересно, что же взорвалось на шоссе? И куда делся Иевлев?»

Наконец джип остановился. Не снимая повязки, Лену вывели измашины. Под ботинками заскрипел утоптанный снег.

– Сумку мою не забудьте, пожалуйста, – попросила она.

– Иди-иди, – ответили ей и легонько подтолкнули в спину, ноуже не дулом, а рукой.

Под ногами были деревянные ступени, потом сквозь повязкупросочился слабый свет. Лену повели через какие-то теплые комнаты, держа залокти. Только сейчас она почувствовала, как сильно устали руки, заведенные заспину. Плечи ныли нестерпимо. Браслеты наручников, хоть и болтались свободно назапястьях, все равно вызывали отвратительное ощущение холодной железнойтяжести.

– Наручники снимите, – тихо попросила она, – я не убегу идраться с вами не буду. – Обойдешься, – ответили ей, остановили и резко усадилив какое-то кресло, – сиди тихо и не вздумай орать.