Читать книгу "Клеопатра - Фаина Гримберг"

— Материя жизни, действительной жизни, драгоценна, но подвластна времени и потому обращается в тлен! А моя любовь к тебе и твоя любовь ко мне — это ведь уже материя поэзии; и что бы ни происходило меж нами, это уже материя поэзии, непреходящая материя, то, что греческие учителя называют: «ktema eis aei» — «ценность навсегда»!..

VITA NOVA[88]

...Предстану я потомкам соловьём,

Слегка разложенным, слегка окаменелым,

Полускульптурой дерева и сна...

Константин Вагинов

Наконец-то завершилось тягостное ожидание! Октавиан объявил о начале военных действий против Египта. В его указе, очень официальном, но как бы пронизанном сдержанной эмоциональностью, много раз повторялось о справедливости, о необходимости защиты граждан от произвола разбойников, о Клеопатре как о взбесившемся чудовище (так и писалось: «взбесившееся чудовище»), тирания и агрессия коего угрожает всему миру, и поэтому миссия Рима заключается в спасении мира от агрессивной тирании Клеопатры. Замечательный и знаменательный указ так и завершался претендующей на большое благородство фразой: «Наши действия не направлены против египетского народа, наши действия направлены на освобождение Египта от тирании Клеопатры!»...

Об Антонии не сказано, то есть не написано было в этом указе ни слова. И только в одном выступлении, то есть в устном своём выступлении, Цезарь Октавиан говорил «о некоторых наших согражданах, забывших свой гражданский долг...» И тотчас Октавиан провозглашал амнистию всем легионерам, которые по доброй своей воле покинут «египетские войска», так он выразился, и вернутся в римскую армию!

Странным образом Октавиан невольно оказал Марку Антонию некоторую услугу, совершенно унизив его этим полным забвением. Ещё совсем недавно Марк страдал, чувствовал себя прежде всего римлянином и потому предателем Рима, предателем своей родины! Теперь же эта самая родина смачно плюнула в его лицо этими выпяченными для смачного плевка губами бывшего друга, Цезаря Октавиана, этого Фурийца, потому что ведь его прадед, вольноотпущенник из Фурийского округа, был канатчиком, а дед — ростовщиком!.. Теперь Антоний и Клеопатра будто обменялись местами. Его настроение сделалось энтузиастическим, а её раздражал этот энтузиазм; она ощущала своё отчаяние как пелену телесного жара, окружившую её безысходно. Пыталась глушить чувство безысходности лихорадочной деятельностью, подписывала, распоряжалась, приказывала выдать какие-то припасы для армии, какие-то материалы для оружейников... Но понимала, сознавала, что всё это бессмысленная деятельность. Потому что, несмотря на все предпринятые Антонием преобразования, флот Египта, по сути своей, оставался торговым флотом, флотом, построенным, чтобы зерно возить в этот клятый Рим! И моряки Египта — моряки не военного, а торгового флота. И какая это будет война? Кто будет воевать? Александрийцы? Ха!.. Ещё вопрос: будут ли воевать римские легионеры, если Цезарь Октавиан подтвердит своё обещание амнистии... А римский флот закалён Пуническими войнами, сражениями с пиратами Чёрного моря, Эвксинского понта, плаваниями к британским и германским берегам... Римляне умеют сражаться в морских боях...

Тем не менее... Уже было ясно, что римляне навяжут Антонию именно морское сражение. С обеих сторон войска были собраны и выступили. Она сказала Марку, что поедет с ним.

— Если хочешь... — Но голос его потеплел. Антоний хотел, чтобы она была с ним.

Перед самым отъездом она устроила в Александрии шумное празднование Дионисий — торжества в честь Диониса, бога-покровителя виноделия, веселья, волшебства, бога, которого более всего чтил Антоний. Она знала, что в Риме уже острят на её счёт, уверяя, будто Египет совершенно не подготовлен к войне, будто Антоний спился и руководить армией некому — «...войска поведёт Ирас, девка-рабыня царицы, не то лесбиянка, не то гермафродит!..» Но ни Ирас, ни Хармиану царица не брала с собой в поход. Она сказала им и Максиму, собрав их у себя накануне отъезда, что поручает им самое дорогое для неё — детей! Губы её были сухи, немного воспалены, глаза тоже казались странно горячими, закраины век явственно покраснели. Она не приказывала, она, в сущности, просила, но просила с чувством собственного достоинства, с таким выраженным чувством собственного достоинства, гордо просила!.. Она решительно и сухо отказала Антосу и не взяла его с собой. Антил также остался в Александрии со своим другом... Царица простилась со своими младшими детьми, серьёзно велела им быть умными и терпеливыми... Пальмета жалась к матери, упорно сдерживая слёзы.

— Будь умницей, девочка моя. Я скоро вернусь... — Но посмотрев в лицо дочери, в эти милые чистые тревожные глаза, Маргарита почувствовала ясно странную фальшь произнесённых слов. Нагнулась к девочке, порывисто прижала к груди, отпустила...

— Мама! — зазвучал нежный голос, такою болью отзывавшийся в материнском сердце! — Мама! Возьми вот это с собой, и пусть всегда будет с тобой, ладно?.. — Тонкая детская рука протягивала матери маленькую золотую коробочку — детскую копилку.

— Откуда это у тебя? — Царица держала на ладони изящную вещичку. В сущности, ей не было так уж интересно узнать, откуда у дочери эта игрушка, всего лишь хотелось отвлечь девочку и себя от печали расставания...

— Мне подарила Хармиана. Потряси!..

— Да у тебя там и деньги. Ты хочешь что-нибудь купить, сама пойти на рынок, в какую-нибудь лавку, и купить?..

— Не знаю... Может быть, и хочу. Или, наверное, не хочу. Я тебе сейчас покажу, как можно играть с этими монетами!..

Из копилки упали на пол две монетки, серебряная и бронзовая. Тула присела на корточки, поставила тонкими пальчиками монетки поочерёдно ребром и крутанула... Монетки закружились волчками... Девочка распрямилась, заложила ручки за спину, монетки завершили своё кружение, упали тонко-звонко...

Тула снова наклонилась, подобрала монетки и положила в копилку. Золотая коробочка была совсем маленькая, Клеопатра легко охватывала её пальцами...

— Мама! Ты всё время вспоминай, что я тебя жду!..

И заканчивая сборы в дорогу, Маргарита отдавала рабыням последние распоряжения, сжимая в пальцах правой руки подарок дочери. А оставшись наконец одна, разрыдалась, вспомнив внезапно себя в детстве, маленькую Мар, запускающую волчками александрийские монетки...

* * *

Акций — это мыс и город на Западе Греции у входа в Амбракийский залив. Битва при Акции давно уже сделалась легендой, мифом, красивой сказкой о любви и войне. Потому что именно в этих двух темах — в любви и войне — поэты и художники черпают необычайно много вдохновения! Заметим ещё раз, что объявив о начале военных действий против Египта, Цезарь Октавиан не упомянул Антония, то есть эти военные действия уже нельзя было назвать эпизодом гражданской войны, эпизодом конфликта между триумвирами. Нет, это была война между двумя государствами, между Римом и Египтом! И Марк Антоний в этой войне фактически исполнял роль предателя!.. Хронисты и историки трактуют эту войну как победоносную для Октавиана, и так оно и есть! Об Антонии отзываются, как правило, в достаточной степени дурно, и возможно, и это так и есть!.. К примеру, тот же Орозий утверждает, что Марк Антоний «...достигнув Акция, где располагался флот, и обнаружив, что почти треть гребцов погибла от голода, ничуть не обеспокоившись, сказал: «Были бы невредимы весла, ибо в гребцах не будет недостатка, до тех пор пока в Греции есть люди».