Читать книгу "Тайна воцарения Романовых - Валерий Шамбаров"

Кстати, и Ришелье связи с Россией все же установил. Хотя и не дипломатические, а только торговые, при посредничестве голландцев. В начале 1630-х во Франции выдался неурожай, начался голод. а налоги вытряхивались по-прежнему, правительству требовались деньги и для содержания двора, и для армии в продолжающихся междоусобицах, и для уплаты шведам. Это вызвало ряд восстаний, охвативших весь юг страны. Но кардинал, благодаря закупкам русского хлеба, сумел стабилизировать положение и потушить мятеж.

С весны 1632 г. в России стали создаваться еще 4 солдатских полка “нового строя” из “менших приказных людей, детей боярских, и новокрещенов, и татар, и казаков, и казачьи братьи, и всяких вольных людей”, к ним добавлялись и прибывающие наемники. Возник и первый рейтарский полк. Он состоял из 12 рот во главе с ротмистрами и насчитывал 2 тыс чел. Рейтар защищали латы, каждый вооружался карабином, двумя пистолетами и палашом или шпагой. И формирование этого полка пошло быстрее солдатских — в конницу охотно шли малопоместные дети боярские и младшие сыновья дворян, не имевшие поместий.

Филарет предпринимал и дальнейшие шаги по развитию отечественной промышленной базы. Так, голландцы Петр Марселис и Андрей Виниус получили царскую грамоту на строительстве в Туле “железоделательного” завода. Почему иностранцы? А это было обычным в тогдашней Европе. Как уже отмечалось, в Англии, Дании, Швеции мануфактуры организовывали тоже голландцы. Они располагали и свободными капиталами, и новейшими технологиями.

Приглашение зарубежных специалистов в Россию с какой-то стати постоянно преподносится, как неоспоримый признак ее “отсталости”. Вот, мол, только у европейцев и учились. Хотя на самом деле это нормальный путь технического прогресса — в одной стране придумали одно, в другой другое. Так почему же не перенять передовой опыт? Мы же не считаем современную Америку “отсталой” из-за того, что она приманивает специалистов из России. Тогда почему мы смотрим иначе на XVII в.? Допустим, если были и свои прекрасные литейщики, то почему было Михаилу Федоровичу не переманить в Москву знаменитого нюрнбергского мастера Ганса Фалькена (того самого, от чьего имени получила название легкая пушка — фальконет)? Пушки, кстати, в преддверии войны не покупались, они и в своей стране производились в достаточных количествах. Но для для расширения производства на Пушечном дворе было решено нанять еще 4 иноземных мастеров — кузнеца, станочника, колесника и специалиста по отливке ядер. По сути мудрая политика тогдашних правителей обеспечивала обычную “утечку мозгов”, но в направлении, противоположном нынешнему.

Да и капиталы чужеземные привлекались. Те же Марселис и Виниус были уже “своими” иностранцами, прочно осевшими в России и принявшими православие. Строить они должны были самый современный для той эпохи, “вододействующий” завод, на собственные деньги, а за разрешение обязались отдавать казне часть продукции — артиллерийские орудия, ядра, железные полосы. Словом, государство получало прибыль без каких-либо затрат и риска. Стоит подчеркнуть и то, что царь при этом счел необходимым оградить интересы своих подданных. Марселису и Виниусу позволялось нанимать для строительства и работы людей, но “по доброте, а не в неволю”, “тесноты и обид никому не чинити и промыслов ни у кого не отнимати”. Правда, отличается от практики XVIII в., когда крестьян приписывали к заводам целыми деревнями? Аналогичным образом итальянцы получили разрешение на строительство в Москве Духанинского стекольного завода.

К началу войны требовалось восстановить союз с донскими казаками. Но, помня историю с убийством Карамышева, Филарет сделал попытку обуздать казачью анархию и сделать войско регулярным, подчинив правительству. На Дон послали дворянина Ивана Пашкова с задачей привести казаков к присяге и взять “в смету сколько всех будет”. Текст присяги составлял сам Филарет, и указывалось, что в случае ее принесения донцы получат государево и патриаршее прощение в своих винах. Не тут-то было! Донская вольница снова разбуянилась. Присягать категорически отказалась, ответив: “Крестного целования государям на Дону, как зачался Дон, казачьими головами не повелось”. Вспомнили даже притеснения в Речи Посполитой, где численность казаков ограничивали реестрами. На разницу реестра в 6 тыс. и “сколько всех будет” внимания не обращали, возмутились самим фактом — вот, дескать, и нас хотят так же прижать. И от переписи войско тоже отказалось.

В Москву повезло отрицательный ответ посольство во главе с атаманами Богданом Капнинским и Тимофеем Яковлевым. Очевидно, для них Филарет, все же нашел весомые аргументы и убедил их присягнуть. Но, узнав об этом, войско тут же дезавуировало их полномочия: “А креста целовати мы челобитчикам своим не писали, то они учинили, не помня старины, своими молодыми розумы без нашего войскового совету и приказу”. И патриарху пришлось пойти на уступки, вернувшись к прежним отношениям, после пятилетнего перерыва на Дон снова было выслано “государево жалование”.

20 апреля 1632 г. умер Сигмзмунд III. В Польше начался разброд “бескоролевья”, интриги и борьба сеймовых партий, выдвигавших своих претендентов. И опять обострились трения с малороссами. Казаки отправили своих делегатов на сейм, чтобы очередной раз поднять вопрос “обеспечения веры” и участвовать в выборах короля. Они желали добиться восшествия на престол Владислава — с его именем связывались поблажки, которые в свое время давались Самойловичу, помнили и попытки королевича заступиться за казаков. Но паны и шляхта встретили депутатов враждебно. Заявили, что “казаки хотя и составляют часть польского государства, но такую, как волосы или ногти на теле человека. Когда волосы и ногти слишком отрастают, их стригут”. Поэтому “одному только шляхетскому сословию Речи Посполитой принадлежит право избирать короля; что же касается греческой религии, то паны сенаторы сумеют найти верные средства, ведущие к успокоению недоразумений”.

В итоге были приняты “Статьи успокоения греческой религии”. Не гарантирующие никаких прав для православных, но грозящие карами за непокорство. На местах начались волнения. Посланцы от казаков обращались к путивльским воеводам Литвинову, Масальскому и Уварову относительно перехода в подданство царя. Таким образом, для войны положение выглядело, лучше и не придумаешь. В неприятельской стране безвластие и смуты, православное население вот-вот восстанет и поддержит русских. А если союзники-турки не смогут оказать реальной помощи из-за иранской войны, то с запада к польским границам постепенно приближаются шведы.

Воеводы были определены заранее — главнокомандующим назначался Дмитрий Мамстрюкович Черкасский, а его “товарищем” Афанасий Михайлович Лыков. Впрочем, едва дошло до дела, тут же и накладка случилась. Снова дало о себе знать местничество. Лыков быть в подчинении у Черкасского не захотел. Подал челобитную, что ему быть в “товарищах” “невместно”, поскольку он служит уже 40 лет, и из них 30 назначался в полки первым воеводой. Царь осерчал, челобитную не принял, и по боярскому суду Лыкова “за бесчестье” Черкасского оштрафовали на огромную сумму в 1200 руб. Но и полководцев пришлось менять — действовать душа в душу они уже, конечно, не смогли бы. Воеводами назначили двух героев прошлой войны — Михаила Шеина и Дмитрия Пожарского. В июне был созван Земский Собор, выслушал доводы царя о “неправдах” поляков, принял решение о войне и санкционировал чрезвычайный налог на нее — сбор “пятой деньги”.