Читать книгу "Победа Элинор - Мэри Элизабет Брэддон"

— Да, сэр, — ответила горничная, подняв глаза от чемодана, перед которым стояла на коленях, — я сейчас только смотрела в щелку двери и видела, что мистрис Монктон спит крепким сном. Она так утомилась за это время, ухаживая за мисс Мэсон.

— Хорошо. Ее не надо беспокоить.

— Но если я еду в Ниццу, — возразила Лора, — не могу же я уехать не простясь с Элинор. Вы знаете, как добра она была ко мне.

— Я переменил свое намерение, — сказал Монктон, — я передумал и решил не везти вас в Ниццу. Торкэй принесет вам такую же пользу.

Мисс Мэсон сделала гримасу.

— Я надеялась увидеть новые места, — сказала она, — Торкай для меня не новость: я была там ребенком. Я могла бы забыть Ланцелота при совершенной перемене обстановки, когда бы меня окружали люди, дурно говорящие по-французски, и которые носят деревянные башмаки — словом, когда все решительно было бы иначе, чем здесь, но в Торкэе я никогда не забуду Ланцелота.

Джильберт Монктон не обратил никакого внимания на жалобы своей воспитанницы.

— Ваши услуги нужны будут мисс Мэсон, Джэн, — сказал он горничной, — как скоро вы управитесь с укладкою ее вещей, приготовьтесь и сами для дороги.

Он опять сошел вниз, отдал приказание насчет кареты и стал ходить взад и вперед по гостиной в ожидании своей питомицы.

Через полчаса и Лора и ее горничная были готовы. Чемоданы положили в фаэтон — тот же, который привез Элинор в Гэзльуд два года тому назад — и Монткон уехал из Толльдэльского Приората, не простясь со своею женой.

Глава L. ПИСЬМО ДЖИЛЬБЕРТА

Было уже поздно, когда проснулась Элинор. Ее разбудил обеденный звонок, звучавший в куполе над ее головою.

Во время болезни Лоры, она почти пе отходила от нее, в эту неделю она изнурилась до крайней степени и спала очень крепко, несмотря на сильное нетерпение услышать о том, что произошло при чтении духовного завещания. Со дня смерти мистера де-Креспиньи она редко видела своего мужа, и хотя холодность и сдержанность в его обращении с нею очень огорчали ее, она не воображала, чтобы в настоящее время он был более прежнего отчужден от нее или чтобы сердце его исполнено было подозрений. Она отворила дверь своей комнаты, вышла в коридор и стала прислушиваться: но всюду царствовала тишина. Только по временам с нижнего этажа до нее доходил отдаленный стук серебра и посуды в столовой, где старый буфетчик ходил взад и вперед, делая приготовления к обеденному столу.

«Монктону следовало бы прийти ко мне с известием насчет духовного завещания, — подумала Элинор, — он должен бы знать, с каким нетерпением я его жду!»

Она освежила свое разгоревшееся лицо холодной водой и по обыкновению переоделась к обеду. Из уважения к памяти друга ее отца, погребение которого было совершено во время ее сна, она надела черное шелковое платье, и, набросив на плечи черную кружевную косынку, пошла вниз отыскивать мужа.

Повсюду она находила большую тишину, почти неестественную. Странно! Как скоро бывает замечаемо внезапное отсутствие кого-либо из обитателей дома даже и в таком случае, когда отсутствующий имел привычки самого спокойного свойства. Элинор заглянула в гостиную, заглянула в кабинет и нашла обе комнаты пустыми.

— Где мистер Монктон? — спросила она у старого буфетчика.

— Он уехал, сударыня.

— Уехал!

— Да, уже около двух часов тому назад. Разве вы не изволили знать, что барин собирается ехать?

Любопытство старика было возбуждено взглядом удивления Элинор.

— Разве вы не изволили знать, что барин хотел отвезти мисс Мэсон на берег моря для перемены воздуха? — спросил он вторично.

— Да-да, я знала, что он собирался это сделать, но не думала, чтобы это было сегодня. Нет ли ко мне письма от мистера Монктона?

— Есть, оно лежит на камине в кабинете барина.

Элинор пошла в кабинет. Сердце ее сильно билось в груди, щеки покрывались ярким румянцем негодования за оказанное ей пренебрежение. Да, вот и письмо и запечатано его кольцом. Он не имел обыкновения запечатывать своих писем, стало быть, это он считал важным.

Мистрис Монктон сорвала пакет и побледнела при чтении первых строк. Письмо было написано на двух листах почтовой бумаги и следующего содержания:

«Элинор,

когда я просил вашей руки, я говорил вам, что в ранней молодости я был обманут женщиною, которую любил нежно — не настолько, однако как впоследствии любил я вас. Я говорил вам это и умолял подумать о моей погибшей молодости и пожалеть меня. Я умолял вас пощадить меня от вторичного обмана, от вторичного разочарования. Если бы вы не были самой жестокой из женщин, вы, верно, тронулись бы мыслью, как много я должен был выстрадать уже от вероломства любимой мною женщины и, конечно, сжалились бы надо мною. Но вы, очевидно, не знаете пощады. Вы были довольны тем, что нашли возможность возвратиться в эти края и жить вблизи вашего прежнего возлюбленного Ланцелота Дэррелля.»

Письмо выпало из рук Элинор, когда она прочла эти слова.

«Моего прежнего возлюбленного? — вскричала она! Ланцелот Дэррелль мой возлюбленный!.. Может ли мой муж думать, чтобы я могла любить Ланцелота Дэррелля? Почему могла прийти ему в голову подобная мысль?»

Элинор подняла письмо и села к столу мужа. Потом медленно еще раз перечла перву страницу.

«Как мог он написать мне подобное письмо! — воскликнула она с негодованием, как мог он придумать такие жестокие вещи обо мне после того, как я созналась ему во всем… после того, как я открыла ему тайну моей жизни!»

Она продолжала чтение.

«С первой минуты вашего возвращения в Толльдэль, — писал Монктон, — я узнал все… горькую, жестокую истину. Трудно было поверить ей тому, кто построил все здание своей будущности на одной обманчивой мечте и основывал счастье всей своей жизни на заблуждении. Расстаться с этой мечтой, расстаться с этим заблуждением — значило обречь себя на одиночество, на отчаяние. Я узнал худшее. Я наблюдал за вами, как только может делать это тот, кто положил все свои надежды на правдивость женщины. Вы все еще любите Ланцелота Дэррелля — я в этом убедился. Вашей тайне изменили тысячи доказательств, в сущности незначительных, но обвиняющих сильно, так как они многочисленны. Вы приняли мою руку из расчета, имея в виду выгодное положение в свете взамен пожертвования чувств, и вы узнали слишком поздно, что это пожертвование было свыше ваших сил. Я следил за вами день за днем, час за часом, я видел как по мере приближения свадьбы Лоры ваши страдания возрастали с каждой минутою, как вы становились все беспокойнее, все нетерпеливее и изменчивее в вашем обращении с Ланцелотом Дэрреллем. Наконец в ночь смерти де-Креспиньи гроза разразилась. В саду Удлэндса вы встретились с Ланцелотом Дэрреллем, быть может, случайно, а быть может, и с намерением. Вы старались отговорить его от женитьбы на Лоре, подобно тому, как до того времени уговаривали Лору не выходить за него, но, не преуспев в этом, вы дали полную свободу бешеному припадку ревности и обвинили неверного любовника в несбыточном преступлении. Поймите меня, Элинор, я не обвиняю вас в оскорбительных проступках против меня, в умышленной измене. Зло, мне вами нанесенное, заключается в том, что вы согласились быть моей женой, между тем как сердце ваше принадлежало другому. Я верю вам в том, что вы старались побороть эту гибельную любовь и приписываю ваше ложное обвинение Ланцелота Дэррелля безумному порыву ревности, скорее чем преднамеренному умыслу низкой души. Я стараюсь сохранить о вас хорошее мнение, Элинор, я любил вас так нежно и новая счастливая жизнь, на которую я надеялся, должна была заимствовать всю свою прелесть от надежды приобрести вашу любовь. Но, кажется, этому не быть никогда. Я преклоняю голову пред назначением судьбы и избавляю вас отуз, которые, вероятно, вам уже стали ненавистны.