Читать книгу "Обращение в слух - Антон Понизовский"

И вот он уходит в армию. Мы с мужем его провожали на станции, станция Тамбов. Подъехал состав. Там очень много молодёжи, уже они экипированы… А он высокий, под два метра парень, у него большой размер обуви — пятьдесят с чем-то… Пятьдесят с чем-то, да. Очень широкая нога, подъёмистая и длинная. Он всё смеялся, говорил мне: «Мам, мне сапоги не найдут!..»

И вот я смотрю: выходят они — и в толпе этих ребят, хотя они все были одинаково одеты, я его, конечно, узнала. И на нём такие сапоги, как лыжи, и идёт он… кирзовые сапоги.

Когда их там распределяли — мы спросили у этого… (тяжело вздыхает) у этого капитана — он приезжал с Ростовской области и набирал себе группу. Он сказал, что их повезут в Ростовскую область в город Батайск, и там у них в течение трёх месяцев будет школа…

Конечно, наш дом опустел.

А когда у них была присяга, он нас пригласил — и я поехала на присягу. Приехала туда — жара… Ростов город мне запомнился: солнце палящее и большая влажность — прямо дышать невозможно. Я не могу в жару. Вот когда холодно, мне полегче. А когда жарко, я изнываю, и у меня нет трудоспособности.

Вот. Нашли мы этот Батайск. Нас, родителей, в одну комнату всех собрали и проводили с нами беседу. Потом экскурсию проводили по части, показывали, как они там живут в казарме и как в столовой питаются. Потом беседу продолжил генерал-майор Мухин. Он рассказывал нам про спецназ. И сказал: если у кого будут какие трудности по мере этой двухгодичной службы, вы можете позвонить на мой сотовый телефон. И нам, всем родителям, сидящим в зале, дал свой телефон! Потом мы посмотрели на построение, потом были праздничные номера — борьба вольная, карате… Я брала с собой фотоаппарат, и всё снимала на память.

И так я уехала. Он был довольный, весёлый, такой жизнерадостный, ему это нравилось… и как-то он к трудностям был приучен. Тем более, у меня свекровь живёт недалеко от Моршанска, где мы проживаем, и мы у неё всё время ведём хозяйство. А отсюда он был приучен к труду, и ему ничего не составляло полы там помыть, другими делами заняться… он как-то весело всё это воспринимал.

А потом с этой учебки, когда закончили они, их перевели в Степное гнездо. Тоже в Ростовской области, уже в общую часть. Он мне пишет письмо, что всё хорошо, со стариками познакомились — всё нормально… А потом раз — и мне приходит письмо от их руководства, что он попал в госпиталь в Новочеркасске, недалеко от этого Степного гнезда.

Ну, я сразу же выехала туда в часть, в Степное гнездо. Там мне на КПП дали адрес, сказали, что нужно оформить, чтобы я могла в госпиталь к нему попасть. Я поехала в Новочеркасск. И там ещё долго искала: всё так запутано, незнакомое, не у кого спросить… Но потихоньку я всё-таки разыскала этот военный госпиталь.

Приехала, думаю: сейчас я вызову его, он ко мне выйдет… Я как-то вот так в душе себя подготавливала. Но, тем не менее, мне говорят: пройдите туда-то, на такую-то улицу, и там вы оформите пропуск в военный госпиталь, и пройдёте. Я нашла административное здание, всё объяснила и документы все показала. Они созвонились, дают мне временный пропуск — и я уже прихожу с этим пропуском в их приёмный покой. Ну, думаю, вот сейчас я пройду, повидаюсь с ним… а мне опять говорят: мы сейчас созвонимся с неврологическим отделением и узнаем, какой он у них там, ходячий или не ходячий. А во мне-то уже всё дрожит, я-то переживаю, я думаю: он сейчас ко мне выйдет, мы сядем здесь в вестибюле с ним побеседуем, поговорим, я гостинцы ему принесла и так далее…

А что с ним, вы не знаете.

Ничего не знаю. Ничего не знаю. Потом мне объясняют, что… он лежачий… (пауза)…но меня можно туда пропустить.

Я прохожу в этот неврологический корпус, и говорю лечащему врачу, что я мать, приехала к своему сыну-солдату. Он сказал, в какой он палате. Халатик я получила, прошла в палату. В палате где-то человек восемь лежало ребят молодых, в том числе и мой сын… Сын, конечно, не ожидал, что я так быстро приеду. Он мне только сказал: «Мам, ты только не волнуйся!..»

В общем, такая большая кровать, и там на ней, на этой кровати, топчан, и он лежит. Врач лечащий мне объяснил, что у него травма позвоночника, и он будет лежать долго.

Я попросила этого лечащего врача, чтобы меня там оставили в качестве санитарки. Я говорю: мне деньги не нужны, мне только важно, чтобы я всегда присутствовала со своим сыном, ему помогала, а также следила ещё за больными, которые с ним в палате лежали. Все ребята там были тяжёлые, не вставали. У каждого по-своему случилось заболевание. Кого старики обидели, кто-то ногу натёр — пошло сильное нагноение, у кого-то другие проблемы…

Он мне разрешил, этот врач, и я стала ухаживать за больными ребятами: приносила покушать им, ну и личные надобности у кого возникали… Другие там судно не могут вынести — а мне судно помыть, обработать больного, сменить простынь, какую-то ещё работу — не в тягость. Меня как-то, наоборот, к этому подвигает — оказать помощь. И по коридору по общему убирала, и что попросят эти медсёстры — всё выполняла, лишь бы быть рядом с сыном, и чем могла, помогать ему… Мне не в тягость. Мне нравилось помощь оказывать.

А через некоторое время ещё начались события эти, в Баксане… Помните, в Баксане была заварушка-то? Не Баксан, а этот… забыла, как называется… Тоже на «Б»… а, Беслан, вот, Беслан! Наш лечащий врач туда улетел самолётом. И пока я там находилась — а я долго с сыном была, четыре месяца — оттуда начали молодых ребят привозить. Шли машины — «Уралы», брезентом вот так накрытые… На носилках несли их, несли и несли, кого куда, кого куда, кого куда… А в госпитале был лечебный корпус многоэтажный, и там грузовой лифт — и пассажирский лифт. Пассажирский частенько был занят, и тогда приходилось пользоваться грузовым. Вот в грузовом лифте я видела этих ребят, которых везли с операции или на операцию. Все они очень сильно были перебинтованы. У кого ноги нет, у кого руки нет, у кого проблема с лицом, глаз повреждён, голова… И эти впечатления — они мне запали в душу. Такие ребята молодые: наверно, не очень они ещё… опытные, чтобы принимать участие в этих военных действиях… Но вот они были направлены в эту горячую точку, и вот так сильно они пострадали, эти молодые ребята…

Я помню, лежал один молодой паренёк. Я у него спрашиваю: «Ваши родители знают, что вы здесь лежите?»

Он говорит: «Нет».

Я говорю: «Почему?»

«А я, — говорит, — не хочу огорчать их. У нас большая семья, мы живём очень бедно. У них нету денег приехать меня навестить…»

Но проходит время, и потихоньку начал мой сын выздоравливать, стал потихоньку ходить… С Новочеркасска его перевели в Ростов, в центральный окружной госпиталь. Всех, кто связан с Чечнёй, отправляли туда. Оказывали им там помощь: и ампутировали, и лечили, и восстанавливали, и так далее…

Но многие тяжелобольные ребята, которые с ним в палате лежали, плохо выходили из этого болезненного состояния. Им в этом Ростовском госпитале уже ничем не могли помочь, и очень многих даже в Москву самолётами отправляли. Я там долго жила, и я всё это видела.