Читать книгу "Ложь - Петра Хаммесфар"

Он подтянулся, сел на бортик и сказал:

– Я должен что-нибудь съесть. Давай поедем в «Деметрос».

– Может, лучше останемся дома? – спросила она. – Я приготовлю нам что-нибудь.

– Побереги свои силы. Я должен выйти из дому, иначе у меня совсем сдадут нервы.

Возможно, он был прав. Среди посторонних людей волей-неволей придется держать себя в руках. Помедлив, она кивнула. Поднимаясь по лестнице, Михаэль спросил:

– Где деньги? Можно посмотреть?

У Сюзанны не было причин отказывать ему в этом. Михаэль, похоже, ничуть не удивился тому, что «дипломат» стоит рядом с сейфом, а не внутри. Пристально посмотрев на аккуратные пачки банкнот, он спросил, не жалко ли ей отдавать этот «дипломат» Цуркойлену.

– Нет, – ответила она.

Он рассмеялся, пошел в комнату для переодевания, надел рубашку и брюки и захватил для нее норковый полушубок. Заправиться он, как всегда, забыл. И так как «альфа-спайдер» стояла на улице, они поехали в нем. Михаэль сел за руль и, едва выехав на шоссе, спросил:

– От кого ребенок?

– От тебя, – ответила она. – Это чистая правда, поверь.

Михаэль кивнул и, помолчав, осведомился:

– Алина знает, что ты беременна?

И когда она помотала головой, сказал:

– Тогда ты должна сказать ей об этом как можно скорее. Наверное, она обрадуется тому, что скоро станет бабушкой.

Сюзанна окаменела от ужаса. «Незнание выдаст тебя!» Дитер уже давно предсказывал это. Михаэль был странно спокоен. Казалось, что все свои эмоции он оставил там, в бассейне. Но сомнений не было: он понял, что она – не Надя. Его голос звучал глухо, отстраненно, и это еще больше пугало Сюзанну.

Он стал перечислять все те случаи, которые заставили его сомневаться в том, что перед ним действительно его жена, а Сюзанна пыталась оправдываться. Например, происшествие в бассейне – там она ударилась головой, когда он столкнул ее в воду. Или тот эпизод в Париже, когда она отказывалась говорить по-английски и по-французски. Сюзанна объяснила это тем, что Памела непременно хотела говорить с ней по-немецки. То, что в гардеробе она не сняла вешалку вместе с курткой, объяснялось страхом за жизни Михаэля и Андреа. Рамон наверняка не стал бы медлить ни минуты, если бы к дому подъехала патрульная машина. Тот факт, что она не положила «дипломат» с деньгами в сейф, можно было объяснить ее нежеланием суетиться по пустякам, потому что завтра она должна была передать деньги Цуркойлену. Сюзанна знала даже о происшествии в Арозе. Но она не знала, как зовут мать Нади.

Надины родители давно были в разводе. Надя всегда называла свою мать только по имени. Алина выросла в богатой семье и никогда не могла понять людей, стремящихся заработать как можно больше денег. Для мужчины такое желание естественно. Но когда Надя пошла по стопам своего отца и занялась бизнесом, Алина не смогла с этим смириться. Возможно, страсть Нади к обогащению и стала одной из причин развода, так как Алина обвиняла своего мужа в том, что он дурно влияет на Надю. Михаэль был уверен, что обо всем этом Сюзанна слышит впервые. Он предполагал, что Сюзанна узнала о жизни Нади из рассказов Харденберга. Сама Надя – Михаэль был уверен в этом – никогда бы не завела разговор о своих родителях. Она сожгла все бумаги, письма, документы, уничтожила их общее прошлое. Только один фотоальбом Михаэлю удалось спасти и спрятать в старых вещах на чердаке.

О письме к Жаку, начинающемся со слов «mon chéri», Михаэль прекрасно знал, потому что сам получил его, когда оно вернулось нераспечатанным из Женевы. Причина была очень проста: Жак покинул гостиницу, в которую Надя послала письмо. Надя просила Жака не о примирении, а о посредничестве. Жак должен был замолвить за нее словечко перед ее обожаемым папочкой. Но это ему не удалось.

Михаэль уже говорил Сюзанне о том, что после Надиного фиаско для него начались тяжелые времена. Но это касалось не только ее запоев и сцен, которые она устраивала ему в лаборатории. В первую очередь его угнетала мысль о том, что в жизни своей жены он всегда будет второй скрипкой. А первой скрипкой был – нет, не Жак Ниденхоф, а Надин отец. И когда тесть полностью прекратил с ними всяческие контакты, а Надя буйствовала в лаборатории и угрожала тем, что скормит Беатрису Палеви лабораторным мышам, если та еще хоть раз приблизится к ее мужу, Михаэль решил, что ему наконец-то отдали партию первой скрипки.

Тут Михаэль неожиданно рассмеялся. Смех этот был похож скорее на всхлипывание. Он знал, что Надя любила его – по-своему, конечно. Она изменила ему лишь однажды, с Вольфгангом. Прошлым летом он сам невольно стал этому свидетелем. Надиному самолюбию льстило, что ее любовник – полицейский, который мог разоблачить ее с Харденбергом махинации. Но отношения с Жаком Ниденхофом…

За время их брака Надя уже успела преподнести Михаэлю несколько неприятных сюрпризов, поэтому он вначале поверил тому, что у нее с Жаком была связь. То, что Жак так яростно опровергал ее слова, было понятно. Дело в том, что Жак Ниденхоф двоюродный брат Нади. И теперь он боялся, что слухи о его романе с Надей дойдут до «тети Алины».

Сюзанна была еле жива от страха. Михаэль ледяным тоном осведомился:

– Это ты ее убила?

Она не смогла даже покачать головой, объятая ужасом, только пристально смотрела на него. Он натянуто улыбнулся:

– Нет, вряд ли. Грязную работу ты поручила этим подонкам, а сама поселилась у меня в доме. На что ты надеялась? Или это была идея Харденберга? Может быть, он думал, что в доме есть компрометирующие его бумаги? Она часто получала от него информацию, может быть, он опасался, что передал ей не тот файл?

К Сюзанне наконец вернулся голос. Она прошептала:

– Нет. Все не так, как ты думаешь. Я уже была здесь раньше.

– Что? – Он поперхнулся. Он уже не обращался к ней на «ты»: – И с каких пор я имею честь лицезреть вас здесь?

– С двадцать восьмого ноября, – прошептала она, – и перед этим еще два раза, сначала… – Дальше она не могла говорить.

– О господи! – воскликнул он. – Быть такого не может! Двадцать восьмое был четверг. Я точно помню. У нас были неполадки в лаборатории. Она еще мне позвонила… – Он осекся.

– Это я звонила, – прошептала Сюзанна.

Услышал ли он ее, она не знала.

Он качал головой и изредка то ли стонал, то ли всхлипывал. Когда он снова заговорил, она поняла, что он не верит ей, потому что не хочет. Он считал, что Надя погибла из-за него. В ночь с четверга на пятницу он грубо отчитал ее, а утром двадцать девятого ноября, напротив, трусливо избегал разговора с ней. Тридцатого утром, в субботу, он уехал в Мюнхен. Несколько минут Михаэль был занят тем, что упрекал самого себя. Он брал обратно все свои слова, сказанные ей тем утром в ванной. Да, возможно, он был лишь игрушкой, которую за ненадобностью выбрасывают. Но сейчас для него было важно только одно: его не было дома, когда Наде срочно требовалась его помощь.