Читать книгу "Собачий рай - Иван Сербин"

Громила вывел Осокина на середину цеха, подтолкнул вперед. Круглолицый молча кивнул. Физкультурник подошел и без разговоров, с коротким размахом, вытянул его поперек спины резиновой дубинкой. Осокина еще никогда не били «демократизатором», бог миловал. Он и представить себе не мог, насколько это больно.

В легких словно взорвалась атомная бомба, вытягивая, выворачивая позвоночник. Волна жуткого адского пламени обрушилась на город его организма, смела с лица земли тоннели артерий и мосты вен, испепелила колючие заграждения нервов, выжгла пулеметные ячейки пор и окопы морщин, выпарила реки слезных протоков, оставила на серых стенах мозга черные скорчившиеся тени дурноты. Хиросима и Нагасаки в отдельно взятом организме, именуемом Александр Демьянович Осокин.

Он упал на колени, покатился по кафелю, не удержав внутри животный крик-стон, закусил губу и тут же ощутил во рту соленый привкус. Физкультурник шагал следом, как безжалостный, всемогущий бог, нанося удар за ударом.

Осокин с трудом поднялся на четвереньки, пополз к стене. Его вырвало прямо на плащ. Он поднял взгляд и увидел в вишнево-черной бесформенной маске, бывшей раньше лицом бородатого Миши, залитый кровью, вытаращенный, переполненный сумасшедшим ужасом единственный глаз. Вместо второго зияла черная дыра. И разверстый рот, с распухшей глоткой, которую забили тряпками. И окровавленные десны с парой обломков желтоватых зубов. А остальных не было.

А еще он увидел палачей, наблюдавших за избиением с живым интересом.

Физкультурник еще раз ударил Осокина по почкам, и тот рухнул плашмя, обмочился, но даже не почувствовал этого. Он хотел только одного, чтобы все кончилось. Сейчас, немедленно. Неважно как, пусть убьют или уйдут. Лишь бы погас свет, не стало всех этих людей и он смог забыться. Все остальное не имело значения.

Физкультурник подхватил Осокина за воротник, приподнял, волоком подтащил к круглолицему и бросил к ногам. Осокин увидел ботинки детектива. Дешевую «саламандру».

— Знаете, о чем я думаю, Александр Демьянович? — негромко сказал круглолицый. — Я думаю, до чего же неблагодарными порой оказываются некоторые люди. Неблагодарными, слепыми и глупыми! Я дал вам защиту, пищу, крышу над головой. И не только вам, но и вашей слепой стюардессе, бесполезному придатку, лишнему рту, не способному приносить никакой пользы ни сейчас, ни в обозримом будущем. Я не бросил на съедение собакам остальных, в том числе и этих, — он указал на изуродованный, подергивающийся конвульсивно кусок плоти, совсем недавно бывший бородатым Мишей. — Вы, Александр Демьянович, олицетворяли для меня прослойку моральных солитеров, высокопоставленных скотов. И тем не менее я наблюдал за вами, надеясь отыскать хоть крупицу раскаяния и понимания. Мне казалось, мы вместе, при вашем непосредственном участии, сможем сплотить общество в одну непобедимую, всесокрушающую силу! Я полагал, вы, именно вы, способны понять и оценить масштабность замысла, первым захотите стать полноценной частью нового общества. И не только сделаете это сами, но и убедите остальных. Ведь только сумасшедшие и мертвецы не меняют идей и убеждений! Увы. Всего за несколько часов вам удалось разубедить меня. И поскольку вы не относитесь к первым, значит, придется относиться ко вторым. Сегодня ночью я пришел к выводу: для блага нового общества будет полезно казнить сотню-другую и сослать подальше на север несколько тысяч бывших чиновников, дельцов и депутатов. Вы — чумная язва, отравляющая общество. Вас необходимо уничтожать. — Он прошелся по цеху, остановился в самом центре. — И не надейтесь, я не стану создавать из вас мучеников, борцов, погибших за идею. Вы умрете не публично и не завтра. А сейчас, немедленно. Сгинете безвестно в водовороте новой революции. Ведите их, — скомандовал он костоломам.

Осокин всхлипнул. Он никогда не думал, что умирать так страшно. Двое громил подхватили его под руки, подняли, а у него подгибались ставшие вдруг ватными колени. Он не мог идти и, наверное, обмочился бы еще раз, от страха, однако мочевой пузырь его был уже пуст.

Мишу сняли с крюка. Подняли с пола и патрульного Володю. Потащили к дверям. Миша не мог говорить, только мычал.

— Чего это с ним? — спросил тот, что вел Осокина в цех. — Мычит, как корова.

— Язык откусил! — засмеялся один из громил. — Я ему по зубам дубинкой врезал, чтобы не орал, а он, придурок, взял да и откусил.

Оба засмеялись. Похоже, происшествие с языком показалось им забавным.

Всей группой они поднялись на крышу. Здесь дежурила пара — Родищев и Дроздов, они наблюдали за стоянкой, улицей Митрофанова и подходами к супермаркету. У Дроздова на груди — милицейская рация. Не станешь же каждый раз бегать к люку, кричать тем, кто внизу. Удобная, черт возьми, оказалась штука. Еще две рации были у дежурной смены в зале, и один передатчик, снятый с машины «Скорой помощи», забрал себе круглолицый. Аккумулятор для нее сняли с «Москвича».

— Все спокойно? — поинтересовался круглолицый.

— Псы волнуются что-то, — доложил один из караульных. — Несколько раз вертолет пролетал недалеко. А так все тихо.

— Этот, в плаще, больше не появлялся?

— Нет. Как в первый раз прошел, так и все.

— Хорошо, — круглолицый указал на дальний угол крыши. — Ведите их туда.

Место казни было выбрано осмотрительно — из окон супермаркета этот участок не просматривался, и, кроме того, он был скрыт густой тенью. Фонари над расположенным с тыльной стороны грузовым двором оставались погашенными, а свет реклам сюда не доставал.

Троицу приговоренных подвели к краю крыши. Володю и Осокина посадили чуть в стороне, бородатого поставили на невысокий приступок. Физкультурник и один из громил встали по бокам. Остальные отошли.

— Свободны, — махнул им рукой круглолицый. — Идите в зал, проследите, чтобы все было спокойно. — Он подождал, пока охрана удалится с крыши, сказал: — Что же, полагаю, нет смысла затягивать процедуру. Начинайте.

Физкультурник положил Мише руку на плечо:

— Ну че, мастер, прогуляешься? — И легко подпихнул вперед.

Миша изогнулся, словно пытаясь сохранить равновесие, затем странно, будто бы разом сломавшись пополам, наклонился вперед и опрокинулся в темноту. Через секунду послышался влажный чавкающий удар, и тут же, следом, собачье рычание, нетерпеливое повизгивание, грызня.

— Привыкают, — сказал второй громила. — Когда «зеленого» сплавляли, они долго не подходили, а теперь вон как осмелели.

Круглолицый повернулся к приговоренным. Вид у него был скучающим. Видимо, он ожидал чего-то другого.

— Я буду внизу, — сказал с легкой досадой в голосе. — Закончите и спускайтесь. У меня на сегодня запланировано еще одно дело.

Закинув руки за спину, он быстрым шагом прошел через крышу, загромыхал по железным ступеням лестницы, ведущей на второй этаж.

Родищев оглянулся украдкой на Осокина, на двух палачей, весело о чем-то разговаривавших и полезших за сигаретами. Достал из кармана куртки нож, сбросил с лезвия салфетку.