Читать книгу "Огарок во тьме. Моя жизнь в науке - Ричард Докинз"

подошла ко мне сзади и молча поцеловала в макушку, ласково положив руки мне на плечи. Тепло женской нежности – одна из причин оставаться живым. Когда я вернулся к теме универсального дарвинизма в последней главе “Слепого часовщика”, я изложил ее как следует.

Мемы

В последней главе (первого издания) книги “Эгоистичный ген” я выступал за вариант универсального дарвинизма, понижающий важность гена, – хотя ген был главным героем всей остальной книги. Я утверждал, что дублером ДНК в эволюционной пьесе может выступать любая закодированная самореплицирующаяся информация. Может быть, на какой-то отдаленной планете так и произошло. Следовало бы добавить – а я разъяснил это только в “Расширенном фенотипе”, – что дублеру потребовалась бы еще и дополнительная квалификация: власть воздействовать на вероятность собственной репликации. Помню, еще до того, как появилось название “Расширенный фенотип”, Джеффри Паркер – новатор-теоретик эволюции из Ливерпульского университета – спросил меня, о чем будет следующая книга, и я ответил: “О власти”. Джеффри сразу понял, что я имел в виду – мало кто другой бы догадался с одного слова.

В 1976 году, когда в книге “Эгоистичный ген” я вводил понятие об универсальном дарвинизме, какие можно было привести примеры репликаторов, обладающих такой властью, – гипотетических альтернатив ДНК? Сгодились бы компьютерные вирусы, но тогда они лишь зарождались в чьем-то нечистом уме, и даже если бы я задумался о них, я бы не хотел рекламировать такое. Я упомянул возможность существования чуждых нам репликаторов на иных планетах и продолжил:

Но надо ли нам отправляться в далекие миры в поисках репликаторов иного типа и, следовательно, иных типов эволюции? Мне думается, что репликатор нового типа недавно возник именно на нашей планете. Пока он находится в детском возрасте, еще неуклюже барахтается в своем первичном бульоне, но эволюционирует с такой скоростью, что оставляет старый добрый ген далеко позади.

Культурная эволюция действительно движется на порядки быстрее генетической. Но я бы забежал вперед, если бы предположил, что культурной эволюцией мы обязаны естественному отбору мемов. Может быть и так, но это было бы более смелым утверждением, чем то, что я намеревался сделать. Например, эволюция языка явно больше обязана дрейфу (меметическому дрейфу), чем любому подобию отбора. Дальше я ввел сам термин:

Новый бульон – это бульон человеческой культуры. Нам необходимо имя для нового репликатора, существительное, которое отражало бы идею о единице передачи культурного наследия или о единице имитации. От подходящего греческого корня получается слово “мимема”, но мне хочется, чтобы слово было односложным, как и “ген”. Я надеюсь, что мои получившие классическое образование друзья простят мне, если я сокращу слово “мимема” до “мем”. Можно также связать его с “мемориалом”, “меморандумом” или с французским словом même [тот же; такой же; одинаковый].

Гены отбираются по взаимной совместимости – то же самое в принципе может происходить и с мемами. В обширной литературе по меметике устоялось слово “мемплекс” – от “комплекс мемов”. В книге “Эгоистичный ген” я возвращался к представлению о сотрудничающих комплексах генов (и употреблял выражение “эволюционно стабильный набор генов”), а затем вводил условную параллель с мемами:

В процессе эволюции в генофонде хищных животных возникли комбинации, детерминирующие соответствующие друг другу зубы, когти, пищеварительный тракт и органы чувств, а в генофондах растительноядных животных сложился иной стабильный набор признаков. Происходит ли что-либо аналогичное в мемофондах? Соединяется ли, скажем, данный хороший мем с какими-то другими мемами и способствует ли такая ассоциация выживанию участвующих в ней мемов? Вероятно, мы могли бы рассматривать церковь с ее архитектурой, обрядами, законами, музыкой, изобразительным искусством и письменной традицией как коадаптированный стабильный набор мемов, взаимно поддерживающих друг друга.

А вот еще одна любопытная возможность: если признать, что мемы, как и гены, могут подвергаться естественному отбору, то взаимно совместимые комплексы мемов и генов могут получать преимущество вместе, каждый – в своей сфере отбора. То есть если “Генетическая книга мертвых” – это описание сред, в которых жили предки, отчего бы в предковую среду обитания генов не включить также мемы предков? Разве социальные практики предков, их религии, брачные обряды и способы ведения войны не составляли важную часть миров, в которых выживали гены предков? И наоборот.

Наряду с региональными различиями в климате, инсоляции, присутствии коровьего молока в рационе существуют и значимые различия между популяциями в культуре, религии, традициях, брачных обрядах и так далее[151]; они могли бы оказывать различные избирательные воздействия на гены. Это вполне правдоподобно. Популяции, о которых идет речь, были достаточно долго разделены географически. Следовательно, в “Генетическую книгу мертвых” может входить и описание культур предков. Другими словами, гены и мемы сотрудничают друг с другом во взаимно совместимых картелях. Вот что имел в виду Э. О. Уилсон, когда так давно говорил о “генно-культурной коэволюции”. Существует ли “Меметическая книга мертвых”? И входят ли в нее наряду с мемами описания генов предков? Это поле я оставлю вспахивать читателю, зароню еще лишь зерно предположения, что культурные, языковые или религиозные преграды для потока генов и мемов могли бы играть ту же роль, что географические преграды играют в подпитывании эволюционного разнообразия. Занимательно, что культурные барьеры могут действовать даже там, где географические расстояния между популяциями для этого слишком малы. Если вражда между соседними долинами на высокогорье Новой Гвинеи привела к достаточной изоляции популяций, чтобы возникла тысяча взаимонепонятных языков, то что происходило с потоком генов между этими популяциями? Если “Генетическая книга мертвых” – это описание миров предков и в том числе их культур, то почему бы не существовать “Меметической книге мертвых”, куда входят также описания генов предков? И, mutatis mutandis, почему бы в “Генетическую книгу мертвых” не включить и описания мемов предков?

Я несколько отошел от этой темы, но появилось множество трудов по меметике, в том числе книг со словом “мем” в названии. Значительно продвинулись в теории мемов, например, Сьюзен Блэкмор в книге “Машина мемов” (The Мете Machine), Роберт Аунгер в книге “Электрический мем” (The Electric Мете) и Дэниел Деннет в нескольких книгах, в том числе “Объясненное сознание”, “Опасная идея Дарвина”, “Разрушая чары” (Breaking The Spell) и “Насосы интуиции”. И Деннет, и Блэкмор видят в меметике важнейший фактор человеческой эволюции, в том числе эволюции сознания. Сью Блэкмор провела серию семинаров “Мемлаб” в своем необычном и прекрасном доме в Девоне, где живет с мужем, ведущим научных телепередач Адамом Хартом-Дэвисом (который, так совпало, одно время работал в издательстве “Оксфорд юниверсити