Читать книгу "Доверие - Пенелопа Дуглас"

– Калеб… – пытаюсь возразить.

Я чувствую свою влагу на внутренних поверхностях бедер. Каждая мышца внутри горит. Мое тело трясется. Что он делает?

Впившись пальцами в бока, он резко дергает мои бедра на себя. Его член быстро проскальзывает внутрь, и я зажмуриваюсь из-за саднящей боли, потому что он едва не пронзает меня насквозь. Мне неприятно.

– Калеб…

Но я не знаю, что хочу сказать. Голова идет кругом.

Парень трахает меня сзади, жестко двигая бедрами, а я держусь за изголовье. Мои локоны, рассыпавшиеся по спине, взмывают в воздух.

Он запускает руку мне в волосы на затылке и сжимает их в кулаке. На мгновение я теряю способность дышать. Слышны лишь шлепки плоти о плоть. Его хватка усиливается, причиняя боль.

– Калеб, остановись.

Надавив на спину, он заставляет меня нагнуться ниже и выпятить задницу ему навстречу, отпускает волосы, потом лапает грудь и вонзается зубами в шею.

Слезы собираются в уголках моих глаз. Я лишь изо всех сил цепляюсь за кровать, в то время как его бедра врезается в меня все быстрее и безжалостнее. Он проникает слишком глубоко. Мне больно.

Парень берет свое. Трахает так, будто я – полное ничтожество.

– Калеб, перестань.

Только он не слышит. Вместо этого громко шлепает ладонью по моей заднице, тяжело дыша. Я вскрикиваю. Ремень впивается в кожу.

– Остановись! – заорав, ослабляю петлю, высвобождаю руку, быстро оборачиваюсь и бью его. Не знаю сколько раз. Разрыдавшись, вижу яростное выражение его лица, подскакиваю с кровати и голая выбегаю из комнаты. Калеб ловит меня, дергает обратно к себе, однако я что есть мочи даю ему пощечину, врываюсь в спальню Ноя и запираю за собой дверь. Калеб барабанит кулаками по дереву. Я слышу, как его брат переворачивается в постели.

– Какого хрена?

Пятясь от двери, жду, что парень ее выбьет, но…

Он этого не делает. Перевожу дыхание. У меня колени подкашиваются.

– Тирнан? – окликает Ной.

Забравшись на кровать, я прижимаюсь грудью к его спине, крепко обвиваю руками.

– Засыпай, – бормочу, стараясь унять слезы.

– Что он сделал?

– Ничего. – Я утыкаюсь в него лицом. Теплая кожа Ноя пахнет моим гелем для душа, которым он всегда тайком пользуется. – Можно я просто обниму тебя?

– Он сделал тебе больно? – Парень пытается обернуться, но я ему не позволяю. – Скажи мне правду.

Не могу говорить. Лишь качаю головой. Я – единственная, кто причиняет мне боль. Я поверила, что все было по-настоящему. Что бы ни происходило между нами все это время.

Калеб ненавидит меня. Это не любовь.

Он не возвращается к двери брата. Кажется, в какой-то момент с лестницы доносятся его шаги. Спустя несколько минут мое дыхание выравнивается, а слезы высыхают. Ной не двигается, позволяя держать себя в объятиях.

Мои руки снова сильнее сжимаются вокруг него.

Не понимаю, что происходит. В один миг Калеб хочет меня, в следующий отталкивает. То он нежен, то ужасен. То ранимый, то озлобленный.

Сначала он делит меня с братом, потом становится собственником. Что ему нужно?

– Он был с нашей мамой, – нарушив молчание, говорит Ной.

Я открываю глаза, ощущая вибрацию голоса в его теле.

– Однажды дождливым весенним днем она взяла Калеба с собой к парню, с которым крутила интрижку на стороне. Они поехали в магазин… точнее, так она сказала папе. Вместо этого мать отправилась в какой-то белый дом в стороне от глухой проселочной дороги. Калеба она оставила в машине. Заперла его там и сказала, что скоро вернется. – После паузы он продолжает: – Короткий визит превратился в вечеринку. Она приняла наркотики, потеряла счет времени и уснула в том доме.

Парень всего во второй раз упоминает их мать. Он, наверное, тогда был совсем малышом.

– Он остался один в машине. В радиусе нескольких километров не оказалось никого, кто мог бы услышать его крики или плач. Минуты перетекли в часы. Часы в дни.

Закрыв глаза, не хочу слушать дальше.

– Еды у него не было. А пил он только дождевую воду, сочившуюся из протечки в крыше.

Как бы я ни сопротивлялась, в мыслях все равно всплывает образ маленького мальчика, замерзшего и голодного, в полном одиночестве. Калеб когда-то был ребенком. Беззащитным ребенком.

– Вскоре он надорвал себе горло от криков, – поясняет Ной, – но, когда отец наконец-то нашел его, Калеб уже не кричал, никого не звал. Просто сидел в собственных экскрементах и смотрел в пространство, едва обратив внимание на открывшуюся дверцу.

– Сколько времени? Сколько времени он потерял?

Ему требуется несколько секунд, прежде чем парень отвечает:

– Четыре дня.

Мое лицо искажается гримасой, слезы беззвучно текут по щекам.

– В его сознании случился какой-то раскол, – говорит Ной. – О чем вообще думает человек, если происходит нечто подобное? Когда один день перетекает в два, два в три. Тебе четыре года. Ты не можешь выбраться. Не можешь сообразить, каким образом себе помочь. Ты голодаешь. Тебе холодно. Одиноко. Ты не можешь встать. Не знаешь, когда тебя спасут…

Прокручивая эту информацию в голове, пробую вообразить, насколько долгими казались те дни четырехлетнему ребенку. Минуты, проведенные в страхе, покажутся часами, а часы – целой вечностью.

– Вероятно, он чувствовал себя погребенным заживо, – добавляет парень. – Доктора сказали, что Калеб сдался. Отгородился от мира стеной. В течение четырех дней, проведенных в машине, он был не властен над ситуацией, поэтому годы молчания стали единственной возможностью хоть что-то контролировать. Голос – это единственное, чего никто не мог потребовать от него. Таким способом Калеб решил наказать всех окружающих, заставить их разделить свою боль.

В горло будто иглы вонзаются. Да, мне это знакомо. Я тоже довольно долго отказывала себе во всем, что делало меня счастливой – была неспособна отпустить свою обиду, не придавать ей значения.

Калеб на протяжении всей своей жизни наказывал этот мир, почти как я. К сожалению, время не стоит на месте, и в итоге ты просто караешь сам себя.

– Не плачь из-за моего брата, – шепчет Ной. – Особенно в его присутствии.

В конце концов он опять засыпает. Не знаю, сколько я лежу, думая о его рассказе.

Калеб чуть не умер. Медленно. Мучительно. Для человека любого возраста подобный опыт стал бы кошмаром наяву. Он многое помнит?

Надеюсь, нет.

Однако он изменился после этого. Замкнулся в себе, утратил доверие к окружающим. Поэтому Калеб не разговаривает. Не обязательно из вредности. Просто он больше не хочет растрачивать себя на людей, способных причинить ему боль.