Читать книгу "Литерные дела Лубянки - Александр Север"

Находясь в тюрьме, Григорий Майрановский отчаянно боролся за свою реабилитацию. Он написал несколько писем на имя министра государственной безопасности.

«Министру государственной безопасности СССР гражданину С.Д. Игнатьеву от арестованного Майрановского Г.М., бывшего сотрудника лаборатории отдела оперативной техники МГБ СССР.

В течение 1941–1943 гг. мною была разработана проблема по выявлению “откровенности” у подследственных лиц (Заметим, о неудачно завершившихся изысканиях он предпочитает не упоминать. — Прим. авт.). Осуществление этой разработки было основано на теории физиологии И.П. Павлова о сущности процессов мышления, происходящих в центральной нервной системе (головного мозга), а именно — процессах возбуждения, торможения, которые в здоровом организме взаимно (диалектически) уравновешиваются.

Исходя из этого, мною был применен ряд препаратов, воздействующих то на тормозную деятельность, то на область возбуждения коры головного мозга, с подавлением и преобладанием то в одной, то в другой стороне процессов.

Эта работа бывшим тогда наркомом государственной безопасности В.Н. Меркуловым была поручена для проверки бывшему начальнику 2-го главного управления МГБ СССР П.В. Федотову. Предложенная методика была проведена с моим участием на ряде подследственных лиц.

Метод оказался удовлетворительным и дал положительные результаты. Однако он имеет и некоторые недостатки, и требовал дальнейшей доработки.

Вся работа актировалась и получила от бывшего наркома В.Н. Меркулова положительную оценку.

В последующем мои теоретические разработки в этом направлении были представлены через начальника отдела оперативной техники Железова бывшему министру Абакумову с подробнейшим планом дальнейшей разработки проблемы.

Однако ответа на мое предложение не последовало.

Вторично (в конце 1951 — начале 1952 года) мною были еще раз представлены соображения бывшему министру Абакумову об использовании моего метода у арестованных уголовных подследственных. Но и здесь я не получил ответа.

Если вы сочтете мое предложение интересным для министерства, то ввиду особой секретности разработки прошу выделить доверенное лицо, которому я бы мог полностью и подробно рассказать о проделанной работе, о сущности метода, который я употреблял, и мои новые планы в этой области.

Если мне будет оказано доверие и самому принять участие в этой разработке, я сочту это большим счастьем для себя.

Все материалы и акты по данной разработке находятся в отделе оперативной техники МГБ СССР.

Г. Майрановский

19 декабря 1952 г.».

Однако обращения не помогли, и вскоре решением Особого совещания при МГБ Майрановский Григорий Моисеевич был признан виновным в совершении преступлений, предусмотренных статьями 193-17, пункт «а», и 179 Уголовного кодекса РСФСР, и приговорен к 10 годам тюремного заключения. Но и после объявления приговора он не успокоился, продолжая из одиночки Владимирской тюрьмы № 2, где находился с 5 марта 1953 года, писать письма во все мыслимые инстанции.

«Глубокоуважаемый Лаврентий Павлович!

Вся моя сознательная жизнь была посвящена только одной цели: построение социализма-коммунизма. В юношеские годы (17–18 лет) я, случайно обманувшись, непростительно вошел в организацию “Бунда”, где числился формально и не вел там никакой работы. Я никогда этого не скрывал. Разобравшись в ее буржуазно-националистической программе, я сбросил это “грязное белье” и, вступив в ВКП(б), с 1920 года вел активную партработу, проводил неуклонно генеральную ленинско-сталинскую линию партии большевиков, активно боролся против вылазок всяческих врагов (троцкистов, бухаринцев и проч.). В августе 1937 года был мобилизован ЦК ВКП(б) из Всесоюзного института экспериментальной медицины, где был заведующим токсикологической лабораторией, в органы социалистической разведки абсолютно честно и безгранично преданно. Моей рукой был уничтожен не один десяток заклятых врагов советской власти, в том числе и националистов всяческого рода (и еврейских) — об этом известно генерал-лейтенанту П.А. Судоплатову.

В органах госбезопасности я организовал специальную службу на научных основах, согласно вашим указаниям, что не сможет отрицать ни один из моих клеветников. С приходом Абакумова, благодаря подтасованным “фактам” заинтересованной лично семейственно-организованной группки его сподвижников, моя основная научная работа была прервана. Мною же разрабатывались методики специальной техники на совершенно новых основах, преподанных мне лично Вами.

Приступив к организации специальной лаборатории для органов разведки на научных основах, мною было выдвинуто положение, что кроме лаборатории, оснащенной по последнему слову науки и техники на материале подопытных животных, необходимо поставить проверочно-исследовательскую работу на людях, с целью проверки как имеющихся литературных данных, так и получаемых у нас в лаборатории, действия различных ядовитых и снотворно-наркотических веществ. Это положение было поддержано руководством министерства и лично Вами.

Таким образом, помимо одной лаборатории, на одном из наших объектов под моим руководством была организована такая совершенно секретная испытательная научно-исследовательская лаборатория. Вами было утверждены положение этой особой лаборатории и узко ограниченный круг лиц, имевший доступ в нее, которые только одни и знали о ее существовании. Планы и отчеты этих лабораторий утверждались Вами или В.Н. Меркуловым. Последний неоднократно беседовал со мной по обоим видам работы и знакомился лично при посещении. По приходе в министерство Абакумова эта особая работа захирела и закончилась к декабрю 1949 года. Как я понял после ареста, делалось это вредительски, для обмана. В 1951 году лаборатория была ликвидирована. Штат ее из более 20 работников распущен, научное оборудование разбазарено. Это совпало с разоблачением деятельности Абакумова и обновлением руководства МГБ СССР.

К сожалению, надежды на осуществление моих научных разработок, к которым благожелательно отнесся новый министр Игнатьев в беседе со мной в октябре 1951 года, были остановлены моим арестом по анекдотическому и дикому обвинению меня в националистической деятельности. В окружении абакумовских сподвижников работать мне приходилось в сложных условиях: мою особую добавочную работу, которая продолжалась до 1950 года (об этой работе известно Вам, В.Н. Меркулову и П.А. Судоплатову), я не имел права разглашать и посвящать мое начальство вплоть до бывшего начальника отдела Железова. В этом переплете я не нашел правильного разрешения задачи, я сделал непростительные преступные ошибки: незаконное хранение сильнодействующих средств (не смертельно опасных), которые остались от прежней моей деятельности и с которыми я планово собирался работать впредь, так как был все время — до последнего, обманно обнадеживаем.

Никаких злых, преступных помыслов у меня никогда не было. Для преступных целей я легко мог бы использовать более совершенные и значительно более сильные средства. Здесь сказалась моя обывательская успокоенность, преступное благодушие и беспечность в мелкобуржуазном интеллигентско донкихотовском желании работать и работать только на благо советской разведки. Я получил по заслугам. Я обращаюсь к Вашему великодушию: простите совершенные мною преступные ошибки, дайте мне возможность не вести паразитическую жизнь, когда вся страна ведет величественную созидательную стройку коммунизма при лязгании волчьих зубов врагов — американского империализма, когда дорога каждая минута. Я остался коммунистом-большевиком. Я получил хороший урок. Готов выполнять все Ваши задания на благо нашей любимой Родины…