Читать книгу "Древний Аллан. Дитя из слоновой кости - Генри Райдер Хаггард"

В остальном же позиция наша была неплохая: мы расположились на пустынной возвышенности перед распаханными землями, примыкавшими к восточному берегу Нила. А прямо перед нами, отделяя нас от южного крыла царева войска, простиралось непроходимое болото – и наступать с этой стороны в безлунную ночь не представлялось никакой возможности. Наконец, главные силы восточного войска числом двести тысяч человек, а то и больше размещались к северу от Амады.

Все это мы обсуждали хоть и тихо, но истово, сидя под шатром, пока совсем не стемнело и нам уже было не разглядеть лица друг друга и пока рядом спали крепким сном наши воины, которых у нас сейчас насчитывалось под семьдесят тысяч человек.

– Мы в ловушке, – наконец проговорил Бэс. – Если будем сидеть и ждать их наступления, они задавят нас числом. А если отойдем, они нагонят нас на верблюдах и лошадях и всех перебьют; к тому же у них есть корабли, а у нас ни одного. Если же мы сами пойдем в наступление, то только через болото и без всякого прикрытия, но тогда мы там все и увязнем. А фараон меж тем гибнет за стенами Амады, которые, того и гляди, сокрушат вражьи тараны. Клянусь Саранчой, я ума не приложу, что делать. Похоже, мы напрасно проделали весь этот путь и не многим из нас будет суждено снова увидеть Эфиопию, да и судьба Египта уже предрешена.

Я молчал, поскольку мое полководческое искусство здесь было бессильно, да и сказать мне было нечего. Молча сидели и командиры, и только Карема, истинно женская натура, всплакнула, да я и сам готов был расплакаться, думая, каково сейчас Амаде в ее храме: ведь она, должно быть, сидит там, как овечка в загоне, и ждет, когда придет мясник и поведет ее на заклание.

И вдруг за входом в шатер, хотя я думал, что он завешен, послышался чей-то низкий голос:

– Я всегда замечал, что эти эфиопы туго соображают после захода солнца, чего не скажешь о египтянах.

Странный этот голос показался мне до боли знакомым, но я, как и остальные, не проронил ни слова, потому что все мы испугались и решили, будто он нам почудился. Да и кто мог незаметно подобраться к нашему шатру, обойдя тройное оцепление? Словом, мы застыли как вкопанные, вперившись во тьму, и сидели так, пока ее не разредил мерцающий огонек, похожий на промелькнувшего светляка, как оно часто наблюдается в Эфиопии. Огонек все разрастался, а мы так и сидели, затаив дыхание от страха, покуда в свете огонька не возникла фигура – фигура со старческим, иссохшим лицом, незрячими глазами и седой бородой, какая была только у святого Танофера. В самом деле, невысоко над землей в зыбком свечении мало-помалу обозначилась голова святого Танофера, возникшая, будто отражение от пламени ближайшего бивачного костра.

– О возлюбленный мой повелитель! – воскликнула Карема и тут же бросилась к нему.

– О возлюбленная моя Чаша! – молвил в ответ Танофер. – Рад, что ты цела и невредима.

Вслед за тем полыхнул факел, и – нате вам! – перед нами предстал сам святой Танофер в своей мрачной хламиде.

– Откуда ты взялся, дядюшка? – изумился я.

– Уж не из дальнего далека, как ты, племянничек, – ответил он, – а прямиком из Амады. Спросишь – как? Это просто, ежели ты старый, нищий слепец, знающий дорогу. Кстати, если у вас осталась какая снедь, я бы с радостью поел чего-нибудь, да и попил, поскольку в Амаде последнее время каждый кусок на счету, а к нынешней ночи из съестного и вовсе почти ничего не осталось.

Карема выбежала из шатра и вскоре вернулась с хлебом и вином, чему Танофер несказанно обрадовался.

– Давненько не пивал я такого крепкого напитка, – признался он, осушив кубок. – Но уж лучше нарушенный обет, чем разум, особливо когда есть над чем подумать и что сделать. Во всяком случае, надеюсь, боги сказали бы то же самое, случись мне повстречаться с ними прямо сейчас. Ну вот, кажется, я снова полон сил. А теперь скажите, какая у вас сила?

– Мы рассказали.

– Хорошо. И что думаете делать?

Мы покачали головами, потому как не знали, что сказать.

– Бэс, – строго молвил он, – похоже, став царем, ты совсем отупел… хотя, может, виной тому твоя женитьба. Ведь все минувшие годы ты строил планы один хлеще другого, да так, что они не успевали слетать с твоих толстых губ. А ты, Шабака, неужто растерял всю свою воинскую удаль да смекалку, которой у тебя было с лихвой, под ласковым ветерком Эфиопии? Или, может, тень неудавшейся женитьбы помутила твой разум? Что ж, тогда спросим женщину, единственную среди стольких мужчин. Так что можешь предложить ты, Карема? Говори скорей, ибо время не ждет.

Тут лицо Каремы застыло, глаза затуманились, и она заговорила медленным, размеренным голосом, будто знала наверняка, что говорит:

– Предлагаю сокрушить все воинство Великого царя и освободить город Амаду.

– Отличный план, – согласился святой Танофер, – загвоздка лишь в том – как?

– Сдается мне, – продолжала Карема, – есть в лиге отсюда, вверх по течению, место, где в это время года Нил может перейти вброд любой, кто большого роста, даже не замочив плеч. Так что первым делом я отправила бы к тому броду пять тысяч меченосцев, дабы, перейдя реку, они могли подкрасться к кораблям Великого царя и поджечь их, покуда люди на них бражничают в беспечности своей или спят мертвым сном. Южный ветер нынче крепок – и корабли заполыхают один за другим. Их команды большей частью поглотит огонь, а остальных добьют пять тысяч наших меченосцев.

– Превосходно! Просто замечательно! – сказал святой Танофер. – Но этого мало, ибо на восточном берегу собрались полчища численностью больше двухсот тысяч воинов. Так как же быть с ними, Карема?

– Кажется, я вижу дорогу за тем болотом. Она тянется вдоль края пустыни за барханами. Я отправила бы лучников, которых у нас больше тридцати тысяч, под водительством Шабаки по той дороге, и она вывела бы их аккурат за Амаду. По ту сторону от города стелются низкие каменистые холмы. Там я укрыла бы лучников до рассвета. А на рассвете они увидели бы внизу большую часть восточного войска и смогли бы засыпать стрелами из своих луков всю равнину от холмов до самого Нила, к тому же с таким количеством стрел – по сотне на человека – они запросто уложили бы десять тысяч неприятельских воинов, а после, когда остальные бросились бы на них в атаку, добили бы их на ходу, пронзая одной стрелой двоих сразу.

– Опять же неплохо, – согласился Танофер. – А как насчет войска Великого царя, что стоит по эту сторону от Амады?

– Думаю, еще до рассвета, полагая, что нас совсем немного, оно выдвинется вперед и с первыми лучами солнца начнет пробиваться через болото, поэтому нам не худо бы выставить против него пять тысяч лучников. А когда неприятель все же прорвется, хоть и с потерями, он наткнется на наши плотные ряды с сомкнутыми щитами, но ни конные враги, ни пешие не пробьют в них бреши, ибо еще никому не удавалось вбить клинья в ряды эфиопов, обученных Шабакой и каруном Бэсом. Я говорю: они откатятся, как валы от утеса, и так снова и снова, и все реже и реже, покуда шум битвы и крики ужаса и боли не долетят до их ушей со стороны Амады, где Шабака с лучниками будет крушить вражье войско с другой стороны и пока вид полыхающих кораблей не ввергнет их в ужас и они наконец не обратятся в бегство.